Эльдар, зажигавший звезды

На 89-м году жизни умер кинорежиссер Эльдар Александрович Рязанов.

На днях буквально: сидела в очереди к стоматологу, а на экране (чтоб скрасить ожидание казни) стали показывать комедию Рязанова «Человек ниоткуда» (1961). Скорбные зубами пациенты машинально уперли мученические глаза в опальный шедевр мастера (в свое время фильм на экраны не вышел) – и через несколько минут они хохотали в голос. Я подумала: вот судьба. Сними-ка кино так, чтобы спустя полвека с гаком люди смеялись от души, в охотку, может быть, даже не зная, кто снял кино и когда. Лучшая участь художника!

«Я в мир вбежал легко и без тревоги…»[1]

Эльдар Рязанов, конечно, прожил не одну, а по меньшей мере две жизни. Одна продлилась долго – от рождения до середины восьмидесятых годов прошлого века. В этой жизни Рязанов был прирожденным кинорежиссером (как бывают прирожденные убийцы) с незаурядным литературным талантом. Его сценарии (большинство написано совместно с Эмилем Брагинским) превосходны. Брагинского, когда он писал один, хронически тянуло в мелодраму, так что позволительно предположить, что юмор, блистательные афоризмы, упругие комедийные ритмы принадлежат в основном Рязанову. Без пауз, без творческих кризисов, в любую историческую погоду, он выдавал продукцию на-гора: «Карнавальная ночь», «Человек ниоткуда», «Гусарская баллада», «Дайте жалобную книгу», «Берегись автомобиля», «Зигзаг удачи», «Старики-разбойники», «Ирония судьбы», «Служебный роман», «Гараж», «О бедном гусаре замолвите слово», «Вокзал для двоих», «Жестокий романс»… Ничто ему не мешало – ни начальнички в серых костюмчиках, ни полное отсутствие добросовестной критики. Ведь о Рязанове ничего толком не написано, ни книжки, ни обширной статьи – ничегошеньки. (Критики или дудели в официозную дудку, или мечтали написать что-то заветное про Тарковского/Параджанова. Весь зрительский кинематограф советского периода, абсолютно весь, включая таких крупных мастеров как Георгий Данелия, Игорь Масленников, Станислав Говорухин, Виталий Мельников, Ярополк Лапшин и многие-многие другие, был игнорирован.)

Ну и подумаешь, не пишут – Рязанов написал о себе сам в мемуарных книжках. «Из меня водевильные сюжеты прут как нефть из бакинских недр», – шутил молодой Чехов, вот так же «перло» из Рязанова. На небогатом материале быта обыкновенных советских людей (исключая отдых среди гусар) он вертел какие-то невероятные фуэте, сочинял красивейшие композиции из человеческих лиц и голосов. Он зажигал звезды, что называется, «с одной спички» – с его фильмов прославились Людмила Гурченко и Лариса Голубкина, Андрей Мягков и Станислав Садальский, Лия Ахеджакова и Лариса Гузеева… а те, кто уже был славен без него, сыграли у него свои лучшие роли (Юрий Яковлев, Ия Саввина, Алиса Фрейндлих, Олег Басилашвили). Он заставил массы выслушивать изысканные стихи, буквально навязал народу поэзию, провез ее контрабандой под видом песенок и романсов. В одной книге Рязанова я прочитала рассказ о том, как он снимал «Служебный роман». Мне, говорит, надо было показать внутренний мир и духовное богатство своих героев, но ненавязчиво, и я решил, что петь будут не в кадре, а за кадром. Боже, слова-то какие – внутренний мир, духовное богатство. Но ведь факт – было. И в жизни, и в «Служебном романе». Поэтому-то так катастрофически не удались современные «продолжения» классических картин Рязанова – не озаботились их создатели ни внутренним миром, ни духовным богатством своих героев. И не только потому, что на это нынче спроса нет. А потому, что, если бы и был спрос, такие штуки нельзя сымитировать – нет у автора, не будет и у героя.

В пору творческого расцвета сформировался «канонический» образ Рязанова – толстого веселого человека, заряженного до отказа буйной энергией творчества. Казалось, этот «колодец» неисчерпаем…

«Но невозможно без конца черпать»

В середине восьмидесятых (после «Жестокого романса») происходит резкий перелом. Рязанов начинает серьезно болеть, подолгу лежит в больницах. В это время он пишет грустные стихи о болезни, старости и смерти, размышляет о себе – что он за человек и стоит ли чего-нибудь его творчество на весах вечности.

Но невозможно без конца черпать –

Колодец не бездонным оказался.

А я привык давать, давать, давать.

И, очевидно, вдрызг поиздержался…

Насчет «вдрызг» – это, конечно, поэтическое преувеличение. Рязанов и потом снимал далеко не пустые картины – «Забытая мелодия для флейты», «Небеса обетованные», «Андерсен». Но в них уже дрожал «звук лопнувшей струны». Кризис Рязанова абсолютно совпал с временем тектонических сдвигов истории. Почва, на которой рос этот удивительно органичный талант, стала уходить из-под ног и вскоре ушла бесповоротно. Веселый толстый человек исчез. Появился пожилой мастер с печальными настороженными глазами, очевидно держащий лютую круговую оборону от чужого и отвратительного мира. В таком состоянии можно, наверное, писать поэму «Демон» – но снимать комедии в нем невозможно.

В основе мироощущения прежнего Рязанова лежало бескрайнее доверие «жизни» и «природе». Его натурфилософия («у природы нет плохой погоды»), ставшая просто-таки лозунгом, снимала с природы всякую вину за трагизм человеческой жизни. Гармония достигалась полным смирением, радостным исполнением жизненного пути. Все герои «первой жизни» Рязанова прекрасно чувствуют себя в любом возрасте, и даже его старики вполне себе разбойники. О героях «второй жизни» такого не скажешь. Судя по стихам Рязанова, его мироощущение часто близилось к отчаянию, но он боролся, боролся изо всех сил, держался за дом, за семью, за друзей, за поэзию, за ту же природу. Он воспевал зиму и северо-западный ветер, находил поэтическую прелесть в таком безнадежном месяце, как ноябрь – в котором и ушел от нас… А про так называемую общественную позицию я рассуждать не буду – все это хлам.

«И живи! В любую непогоду!»

А вот что не хлам: включишь телевизор, где крутят что-то из классического Рязанова, ладно, думаешь, посмотрю минут пять, сейчас хорошая сцена будет – да так и останешься до конца. Способность фильма образовывать свой мир и жить как будто независимо от нас, всегда, в счастливой вечности – это нечто таинственное. Фильм как будто собирает энергию, а потом ее щедро раздает обратно, ничуть не беднея. Из ста причин, по которым – условимся – десять картин Рязанова отменно хороши (это огромно много), я бы выделила одну: упоительное богатство человеческих взаимоотношений. Общение людей не формально, не поверхностно – они буквально «влезают» в жизнь другого, горячо спорят, ссорятся, мирятся, понимают или отвергают друг друга. При этом Рязанов – крутой материалист, у него всегда обозначено, что ели-пили герои, сколько заняли денег или дали сверху, чтобы получить дефицит, какие курят папиросы, почем билет на поезд или выставку, вполне себе энциклопедия советской жизни. Но эта жизнь автономна от политической истории и неимоверно прелестна со всеми своими «недостатками» – такова уж сила творчества. Рязанов воспользовался действительностью, чтобы создать свой мир, а это неотъемлемое авторское право.

Даже и ни к чему говорить, что мы (зрители) будем помнить Рязанова – забыть его фильмы все равно что забыть самих себя.

Коль пора поставить точку,

ставь без злобы, не ропща.

Умираем в одиночку,

веселились сообща.

2015