Откуда ждать будущее?

Откуда ждать будущее?

В: Откуда ждать будущее?

О: Из кошмаров.

Строители коммунизма разлетелись — кто по естественным причинам, кто — с помощью товарищей. 

Недавно я перечитывал «Пикник на обочине» братьев Стругацких, оказавшихся, пожалуй, самыми востребованными нынче советскими писателями — именно потому, что со всякого рода гипнозами они расстались раньше многих, сумев одновременно разочароваться во всех наличных вариантах социального устройства, от коммунизма до капитализма включительно. И в самой загадочной их книге бросился мне в глаза пассаж, которого я прежде не замечал. Наверное, это я один такой дурак, а все прочие только ради него эту вещь и читали, но лучше додуматься поздно, чем никогда. Итак, cталкер Рэдрик Шухарт пересказывает статью ученого Панова, который о Зоне думает вот как: «Городишко наш дыра. Всегда дырой был и сейчас дыра. Только сейчас, — говорю, — это дыра в будущее. Через эту дыру мы такое в ваш паршивый мир накачаем, что все переменится. (…) Через эту дыру знания идут. А когда знание будет, мы и богатыми всех сделаем, и к звездам полетим, и куда хочешь доберемся». И понимаю: ведь это о Советском Союзе, который тоже во многих отношениях был дыра дырой. И не зря область инопланетного посещения называется у Стругацких Зоной, и не зря, соответственно, одной огромной Зоной, обнесенной по границам колючей проволокой, называли всю нашу империю. Но из этой дыры сквозило будущим — не таким, конечно, какое было у нас в 30-е, а таким, о каком думали лучшие умы. «Слова-то говорились правильные, и дети успели их запомнить», как блестяще сформулировала Марья Васильевна Розанова. Мы все живем сегодня в постепенно растаскиваемой Зоне, и все наши приватизаторы — не более чем сталкеры, растаскавшие имущество, оставшееся от инопланетян. Инопланетян же этих — странных людей, построивших Магнитку и Днепрогэс, выигравших войну, написавших лучшую в мире фантастику, — больше нет. Они улетели. Им показалось здесь неинтересно. Но все интересное, что здесь есть, сделано ими, советскими жителями, верившими в надличные ценности и чудеса всечеловеческого братства.

Да, они действовали чудовищными методами; да, я никому не пожелаю быть их современниками; да, их Посещение было жестоким, как всякое Посещение. Говорят же и о тяжело больном — «Бог посетил», это такое русское выражение. Богу нужно место, где расположиться, он многое вокруг себя крушит, он строит себе жилье, мало похожее на обычные человеческие жилища (об этом был у Борхеса занятный рассказ). Больше того, Бог ни одного желания не исполняет просто так, он требует жертвы, и жертву эту вынужден приносить как раз тот, у кого самые благие намерения. Да, на пути к Золотому Шару, исполняющему желания, надо было пожертвовать самым обаятельным героем повести. И вдобавок этот шар исполняет вовсе не те желания, которые ты произносишь вслух. Но по крайней мере он это умеет, а больше никто на свете не умеет ничего подобного. Советский Союз был страной, в которой побывал Бог, и никому из живущих в России мало не показалось — в Зоне у Стругацких тоже целые кварталы обезлюдели, да вдобавок покойники на кладбище воскресли. Думаю, это недвусмысленный намек на утопические раннекоммунистические мечтания о воскрешении мертвых, ранний советский космизм, выросший из «Философии общего дела» Николая Федорова. В общем, малоприятное это дело, — но никто и не обещал, что Бог при своих визитах будет заботиться о комфорте принимающей стороны. Мне сразу напомнят репрессии, катастрофу целых сословий, истребление всего живого, — но ведь в Библии никогда без этого не обходилось. Тогда Бог чаще посещал человечество, и это всегда было очень травматично. Это вам не пошляк Воланд, заехавший со свитой и всего-то истребивший одного глупого РАППовца. Это серьезная катастрофа — социальная, экологическая и антропологическая. Но через эту дыру, пробитую Посещением, входит будущее. А больше оно никак не входит. И те, кто совершал эту революцию, были зауряднейшими людьми, — но попавшими в магнитное поле Большой Истории, индуцированными им, обнаружившими в себе уникальные дарования; и в Посещении, как хотите, есть величие.

Конечно, у нас ничего не получилось. Но тот, кто не дошел до вершины горы, все-таки поднялся выше того, кто вскарабкался на болотную кочку. Это сказал другой фантаст, Вадим Шефнер, в повести «Девушка у обрыва». Россия не дошла ни до каких сияющих вершин, но она поднялась выше остального мира. Потому и свалилась ниже уровня моря. Но это ничего — от Посещения кое-что осталось, распродажей и разграблением этих остатков мы до сих пор живем, и дети, индуцированные этим Посещением, вырастут не совсем обычными. У Стругацких Мартышка сделана явным уродом, — но это для нас она урод, переставший разговаривать и только страшно скрипящий не своим голосом по ночам. А так-то она вполне может быть тем самым светлым человеком будущего, о котором грезили лучшие умы.

Так вот, мы — эти облученные дети. Мы видели реальность, какова она была. Но за этой реальностью видели мы и кое-что другое. И сделать из нас обычных людей, больше всего озабоченных консьюмеризмом, не удастся уже никому. Потому что мы запомнили правильные слова. Жизнь чего-то стоит лишь тогда, когда есть вещи подороже. А разговоры о стабильности, национализм как вершина интеллектуальных достижений и панический страх перед любыми проявлениями нестандартности — они ненадолго. До нового восхождения. Или до нового Посещения.

№ 6, июнь 2008 года