Глава 7 В НОВОМ КИНО
Глава 7
В НОВОМ КИНО
Наступал вечер. В комнате потемнело. На потолке над Алешиной кроватью вспыхнул световой квадрат. Это на улице включили фонари.
Коля рассматривал квадрат и переливавшиеся разноцветными искрами морозные узоры на окне. Он хотел вздремнуть перед сменой, но никак не мог уснуть: разволновала картина «Падение Берлина», которую только что посмотрел в новом кино.
Надо будет обязательно написать отцу в колхоз, чтобы посмотрел картину, — пусть вспомнит, от кого он получил свои три ранения. Гитлер! С какой ненавистью говорили о нем все во время войны, да и после. Теперь Коля увидел его, как живого. Психопат, смотреть на него тошно, а сколько людей погибло из-за него, сколько горя народ пережил! Как только земля носила такого гада?
Ну, и дали же жару фашистам! Один Алексей Иванов сколько их наколошматил. Он так и сказал: «У меня теперь одно производство — мертвых фрицев делать!» Наделал их, наверное, целую кучу — такой здоровяк, настоящий богатырь! Хорошо быть таким силачом! Пришлось бы воевать, небось, и Коля не сплоховал бы, наделал бы мертвяков, кто бы они там ни были: немцы, англичане, американцы! Пусть не суются к нам в Советский Союз.
Будет война или нет? Трудно разобраться Коле в таком вопросе, но от всей души он желал бы, чтобы ее не было! Ему не страшно, пошел бы и воевал не хуже Алексея Иванова, а вот народу трудно приходится во время войны. Хоть мал был Коля, но хорошо запомнил, как мучились люди в те годы — и сами колхозники, и особенно эвакуированные. Всякого горя хватило. Нет, не надо войны, страшная она!
А Алексей Иванов — чудак! Встретился с товарищем Сталиным и до того растерялся, что даже имя и отчество Иосифа Виссарионовича перепутал. Коля вспомнил, как Алексей Иванов чуть не сшиб провожавшего его военного, когда увидел товарища Сталина, так попятился. Чудак этакий, растерялся! Небось бы он, Коля...
Однако, серьезно подумав, Коля вынужден был признаться самому себе, что он напрасно храбрится. Вряд ли он оказался бы смелее Алексея Иванова, если бы довелось встретиться с товарищем Сталиным. Алексей Иванов хоть потом разговорился, даже про свою любовь рассказал, а Коля, наверное, за всю беседу не сумел бы и слова вымолвить... А все-таки хорошо бы встретиться с товарищем Сталиным!
А что? Такое вполне может случиться: поставит Коля какой-нибудь рекорд, услышит об этом товарищ Сталин, скажет тому самому военному: «Пригласите ко мне формовщика Николая Кострова! Хочу узнать, почему не все формовщики работают так, как товарищ Костров!»
Коля встревоженно заерзал по кровати, представляя себе, что было бы с ним, если бы он получил такое приглашение. Он встал, выпил воды и вспомнил: ведь только-только с нормой справляется! А туда же, о рекорде мечтает!..
Вот Алешу, если он сумеет тысячу опок выдать за смену, вполне могут пригласить в Кремль. Надо его предупредить, чтобы готовился, а то грянет приглашение, как снег на голову, — растеряется не хуже, чем Алексей Иванов.
Алешу наверняка пригласят, он уже сейчас заслужил это, ни у кого в пролете нет такой высокой выработки, как у него. Ведь приглашал же министр к себе в Москву Зину Захарову, и не один раз. И не только сам с нею беседовал, а даже попросил выступить в Колонном зале перед академиками, профессорами, инженерами, чтобы рассказала об опыте своей работы. Ничего, Зинка не оробела, рассказала все, как следует, так что не только инженеры, даже академики ни к чему придраться не смогли...
...Коля проснулся от стука открываемой двери. Тотчас же вспомнил, что надо предупредить Алешу о том, что его могут пригласить в Москву, так чтобы был готов к этому и не терялся.
— Отдыхаешь? — спросил его Алеша, проходя к кровати.
— Отдыхаю. Вот что, Алеша, я сказать тебе хочу... Ведь тебя могут вызвать в Москву, так что ты будь к этому готов...
— В Москву? Зачем в Москву?
— А вдруг товарищ Сталин захочет с тобой поговорить?
Алеша изумленно рассматривал Колю:
— Тебе что? Сон такой приснился?
— Ничего не сон. Я в кино картину «Падение Берлина» видел. Там товарищ Сталин одного сталевара к себе пригласил. Так тот беда как растерялся... Вдруг и тебя товарищ Сталин пригласит, и ты тоже растеряешься? Я вот и хотел тебя предупредить...
Алеша засмеялся:
— Чудак ты, Коля! Не бойся, не растеряюсь...
Коля обиженно поджал губы:
— Ну, знаешь, всяко может получиться... Мне что, я тебя предупреждаю, а ты как сам знаешь...
— Спасибо, Коля! Только я не думаю, чтобы такое получилось. Внимание товарища Сталина надо — ох! — какими большими делами заслужить, надо быть настоящим героем труда...
Помолчав, Алеша спросил:
— Так ты уже ходил в кино? Хорошая картина?
— Хорошая, — сухо ответил Коля.
Он был недоволен тем, что Алеша так спокойно и равнодушно отнесся к его словам. Он уже верил и гордился тем, что вот случится же, пригласят его товарища, Алешу Звездина, в Москву, если не к товарищу Сталину, то, по крайней мере, к министру. Невозмутимость Алеши омрачила радостное чувство.
— Я хотел вместе с тобой пойти. Ну, раз ты уже посмотрел... — Алеша нерешительно замолчал и подошел к окну.
Там виднелись ярко освещенные окна противоположного дома. В одном из них на легкой занавеске был отчетливо виден силуэт женщины, перелистывающей книгу.
Идти в кино одному или не идти? Раньше он, не задумываясь, пошел бы один, но сегодня... Клава сказала, что она тоже собирается в кино. Вдруг он ее там встретит?
Непонятная робость возникла в нем. Он нисколько не робел перед девушкой, встречаясь с нею на производстве. Спокойно разговаривал о цеховых и комсомольских делах, иногда даже: подшучивал над нею. Но ни разу не приходилось ему встречаться с Клавой один на один в нерабочей обстановке. И не только с нею, но и ни с кем из девчат. Больше всего беспокоила его мысль: о чем он будет разговаривать с Клавой? Нельзя же все время о производстве рассуждать, надо поговорить о чем-нибудь и другом? О чем?..
Алеша позавидовал Саше. Тому, надо полагать, никаких трудов не составит завести разговор о литературе, о стихах. А Алеша знает свое производство, а насчет литературы слабоват... «Эх, надо, надо среднее образование получать! — с сожалением и досадой подумал он. — Было бы у меня среднее образование — нашел бы, о чем с Клавой разговаривать...»
Его все больше охватывала какая-то робость, какое-то непонятное волнение, смешанное с радостью и надеждой. Казалось бы, что вот-вот в его жизни случится что-то очень значительное, большое, неповторимое. В первый раз он испытывал такое чувство. Оно даже пугало Алешу, и он чуть было не решил не ходить в кино! И в то же время ему страшно хотелось пойти в кино, встретиться с Клавой...
Алеша переодевался, гадая, придет Клава в кино или нет. Ведь она так неопределенно сказала: собираюсь, может быть... Не напрасно ли он волнуется?
Коля с любопытством и удивлением наблюдал за тем, как наряжается Алеша. Совсем непохоже было, чтоб он собирался в кино: надел чистую рубашку, долго мучился с галстуком, пока не закрутил его в огромный узел, вытащил из шифоньера новый, недавно купленный бостоновый костюм, желтые ботинки с подошвой в палец толщиной...
Коля не удержался и заметил:
— В кино ведь не раздеваются...
— Надо же когда-нибудь и костюм носить... — не совсем убедительно возразил Алеша.
Он надел пальто, шапку и еще раз повернулся перед зеркалом, с трудом узнавая себя. Ровным счетом ничего не осталось от чумазого, закоптелого литейщика. В зеркале виден был высокий, широкоплечий юноша. «Как все-таки одежда меняет человека!» — подумал Алеша и вышел.
Новый кинотеатр стоял на пригорке, резко выделяясь своими пятью фасадными колоннами среди окружавших его двухэтажных жилых домов. Все здание было выкрашено в светлоголубую краску, мягко подчеркивавшую белизну лепных карнизов.
Огромный плакат с изображением воина с автоматом в руке, крупная надпись из электрических лампочек — «Падение Берлина», ослепительный луч прожектора, направленный в упор на колоннаду театра, — все это еще более выделяло здание, придавало ему особенный, торжественно-праздничный вид. Это и в самом деле был подарок — до сих пор автозаводцы смотрели кино в ветхом бараке, еще в первые дни строительства приспособленном под кинотеатр.
Алеша два раза обошел здание кругом, по-хозяйски осматривая его со всех сторон. Он приходил сюда в последний раз летом, когда театр еще отстраивался, со всех сторон окруженный лесами. Тогда здесь было грязно, замусорено, неприглядно. Не верилось, что может получиться что-нибудь путное из этой неразберихи. А вот получилось же — настоящий маленький дворец, в который так и тянет войти.
Хорошая тоже профессия — строители! Когда они начинают свое дело, ничего интересного нет. Наоборот, — много хлама и мусора, весь участок разворочен и перековеркан. А когда закончат, глядишь, замечательное здание возвышается, красивое, стройное, радующее глаз. А строителям, должно быть, вдвойне приятнее смотреть на него. Ведь это их рук дело!
В небольшом вестибюле все еще было новенькое, нетронутое, ослепительно чистое. Сверкали чистотой выложенные белыми кафельными плитками панели, глянцевито лоснились желтые, тоже плиточные полы. Над оконцем кассы, выгнув лебединую шею, горела лампочка в матовом абажуре, освещая зеркальные надписи: «Цены на билеты», «План зрительного зала».
Алеша опоздал на шестичасовой сеанс и взял билет на сеанс, который начинался в восемь часов.
Контролерша в униформе с галунами сидела у входа. Выражение лица у нее было торжественное, напряженное, словно и для нее была непривычна и эта новенькая, с иголочки, необношенная форма, и это новенькое, тоже с иголочки, помещение. Она приподняла бархатную портьеру и пропустила Алешу внутрь.
Пустое полукруглое фойе освещала большая бронзовая люстра. Свет мелкими искрами дробился в ее хрустальных подвесках. В нишах стен были выставлены большие панно.
Скользя ботинками по мозаичному полу, Алеша подошел к картинам, на которых были изображены эпизоды Отечественной войны.
Откуда-то сверху раздался громкий голос:
— Алеша, забирайся сюда, отсюда лучше видно!
Звуки гулко разносились по пустому фойе.
Алеша оглянулся и оторопел: «Она!» На балконе, за отлитыми в Алешиной литейке, узорчатыми чугунными перилами — он их сразу узнал по рисунку — стояла Клава. Сконфуженная неожиданной громкостью своего голоса, она прикрыла рот одной рукой, а другой энергично махала Алеше, подзывая его к себе.
Алеша поднялся на балкон.
Клава тоже приоделась. На ней было пальто с широким серым каракулевым воротником, а обычную косынку она сменила на шапочку тоже из серого каракуля. Ее дышащее здоровьем и свежестью лицо с широко открытыми голубыми глазами показалось Алеше необыкновенно красивым. Это была как будто не та Клава, которую он каждый день встречал в цехе, а особенная, праздничная Клава.
Он еще более смутился, торопливо снял перчатку, растерянно пожал ей руку, потом вспомнил, что они сегодня уже здоровались. Не зная, что делать, он зачем-то снял шапку, сложил в нее перчатки и стал придумывать: куда же теперь деть все это имущество? Наконец, засунул шапку подмышку, а ставшие непомерно длинными руки затолкал в карманы.
— Тебе нравится кино? Хорошо отделано, правда?
Не пришедший в себя Алеша неопределенно пробормотал:
— Не знаю, не огляделся еще...
Клаве показалось, что он чем-то расстроен, и она замолчала. Озираясь во все стороны, Алеша увидел буфет. Правда, он заметил его еще раньше, поднимаясь сюда, но сейчас все же сделал удивленное лицо:
— А-а, здесь, оказывается, буфет есть! Пойду, посмотрю!
Он принес два брикета мороженого. Один неловко сунул Клаве, на другом развернул бумагу и начал есть сам. Они уселись за столик и долго молчали, делая вид, что всецело поглощены мороженым.
Чем меньше становился брикет, тем больше тревожился Алеша. Вот, скоро начинать разговор, а о чем? Он подумал, что проще всего купить еще по брикетке, но и от этой у него уже все оледенело во рту...