Сказка и бумага

Давным-давно в Кордове, одном из прекраснейших и самых просвещенных городов юга Испании, жило множество медиков, математиков, астрономов, философов и поэтов; был среди них и прославленный поэт, автор мудрого и светлого трактата о любви «Ожерелье голубки», Ибн Хазм. Город славился роскошными дворцами, садами, школами, библиотекой кордовского халифа, где было собрано четыреста тысяч книг, в том числе лучшие творения древнеримских и греческих авторов.

Но в одиннадцатом веке на процветающий город стали нападать враждующие отряды берберов, мусульман-арабов и христиан-испанцев. Они грабили дворцы, убивали и уводили в рабство жителей Кордовы.

В исступлении кровавой резни насильникам казалось, что мало истребить иноверцев, еще важнее уничтожить без следа мысли их. Тогда на площадях городов раскладывались костры из книг, огню предавались бесценные произведения искусства.

Глядя на еще тлеющий пепел, в который было превращено все, что он создал, поэт Ибн Хазм сказал:

Не говорите о том, что бумагу сожгли и пергамент.

Говорите о знаньях моих, чтобы люди суть уяснили.

Еще не исчезло, что было написано мною.

Сокровища мыслей в сознанье моем не спалили...

Иду — со мною они; стою — со мной безотлучно.

Бумага — только одно из пристанищ человеческой мысли и рожденных ею художественных произведений, притч и сказок в том числе. Они, притчи и сказки, как бы похожи на перелетных птиц: мысль, душа человеческая — их родина, место гнездовья, где они рождаются и выводят птенцов; книга — теплые страны, куда они улетают, набравшись сил. Но так, чтобы, когда не будет другого пристанища, вернуться обратно в гнездо.

... Притча рассказывает про мудреца, жившего тысячу, а может быть, и две тысячи лет назад.

Ученики и друзья говорили мудрецу:

— Главный жрец, и главный судья, и главный палач гневаются, что ты веришь не в то, во что верят они, и учишь не тому, чему они велят учить. Смотри — они сожгут тебя на костре, и вместе с тобой в огне исчезнет созданное тобой.

— Не бойтесь, дети мои, — спокойно отвечал мудрец, отрывая взгляд от пергамента, на котором он записывал то, чему научила его жизнь. — Пусть меня сожгут; мысли сжечь нельзя — письмена не горят!

Он снова принимался за работу, а ученики и друзья в сомнении покачивали головой. «Ох как наивны бывают самые мудрые мудрецы, — думали они. — Письмена не горят? Но даже ребенок знает, что бумагой и пергаментом лучше всего разжечь костер».

И наступил день, рассказывает притча — а может быть, это и не притча, а подлинная история, случившаяся некогда в действительности, — наступил день, когда к мудрецу пришли стражники и увели его в темницу. Суд приговорил его к сожжению на костре.

Когда мудреца вывели на площадь, завернутого в пергаменты его рукописей, и огонь жадно охватил красными своими языками пергаменты, один из учеников крикнул из толпы, окружавшей костер:

— Письмена горят! Ты учил ложно, старик!

В ответ послышался голос мудреца:

— Горит пергамент, а буквы улетают!

Он крикнул это в последние мгновения, погибая страшной смертью на костре, а мы через тысячу или даже через две тысячи лет как бы слышим его слова.

Значит, это правда, что буквы не горят: они улетают из пламени, проскальзывают через колючую проволоку, по которой пропущен ток высокого напряжения, способный убить все живое.

Значит, они живее живого.

Они улетают, собираются в слова, а слова собираются в мысли — не обычные, а вечные мысли, — но не остаются в безопасной высоте, а спускаются к людям: ведь они для людей.

... Рассказывают в другой старинной притче, что давным-давно в маленьком нищем городке жил справедливый старик — врач и учитель. Когда кто-нибудь заболевал, старик приходил к больному и спасал его, если это было в силах человеческих.

А когда рождался ребенок, первые самые важные слова он узнавал от учителя. И первые сказки слышал из его уст. Когда ребенок вырастал, учитель наставлял его, как надо жить, чтобы не превратиться в волка среди людей, а оставаться человеком; это ведь совсем не просто.

И когда кто-нибудь умирал, старик до конца бодрствовал у изголовья больного, утешал его, выслушивал последние слова. Умирающий знал, что дети его не останутся сиротами, то, что он не успел совершить, будет совершено, что старик возьмет на свои плечи груз и его забот.

Рассказывают в этой древней притче, будто, узнав о том, что на земле есть такой человек, бог призвал его к себе.

Когда старик появился перед ним, бог спросил:

— Скажи мне всю правду: хорошо ли живут люди на земле?

— Плохо! — ответил старик. — Богатые обижают бедных, судьи и тюремщики мучают и убивают ни в чем не повинных...

— Говори, говори!.. — торопил бог. — Ведь те, кто окружают меня здесь, на небе, скрывают правду. А только зная все, я смог бы спасти мир.

Старик хотел было продолжать бесконечную повесть о несправедливостях, творящихся на земле. Но в это время там далеко, в его городке, к старой, больной женщине приблизился смертный час. И, чувствуя это, она в отчаянии прошептала:

— Неужели я погибну, не услышав утешения, не передав внуков тому, кто один спасет их от нищеты, и не переложив на его плечи свои беды, единственное, чем так щедро одарила меня судьба.

Услышав её шепот, старик сказал богу:

— Мне некогда говорить с тобой. Смерть не станет ждать. Мне надо торопиться к умирающей...

И он опустился с неба на землю, в нищий свой городок.

В последний раз открыв глаза, умирающая увидела у изголовья лицо старика и услышала его голос:

— Я здесь, не бойся! Я поведу к свету твоих внуков, и меня не согнет твое горе. Спи спокойно!..

Женщина умерла, как уснула, с улыбкой на губах, в первый раз за длинную жизнь не чувствуя ужаса перед будущим.

«А мир не был спасен, бог не узнал правды» — такими грустными и насмешливыми словами оканчивается эта притча.

... Да, буквы не сгорают, они собираются в слова, в строки, в мысли, в притчи и сказки. И не остаются в холодной высоте, а спускаются к людям, как старик, торопившийся к умирающей. Ведь они созданы людьми и существуют для людей; так и старик был человеком и жил для людей.

Они спускаются вниз; как дождевые капли превращаются в соки деревьев и трав, они вместе со сказкой, с лаской матери войдут в сердце ребенка и сделают это сердце человеческим, то есть смелым, справедливым и добрым.