Волшебницы

Не потеряй, не отдавай того, что природой доверено тебе, что, когда придет срок, только ты сможешь подарить людям.

Астрид Линдгрен была домашней хозяйкой — воспитывала детей, готовила обед, убирала квартиру.

Но родина ее, Швеция, — особенный край. Спросишь шведа, сколько жителей в его стране, а он ответит:

— Нас, людей, семь с половиной миллионов. — Оглядевшись по сторонам и понизив голос до шепота, он скажет еще: — Ну, а сколько троллей — кто знает? Известно только, что их очень много...

Тот, кто читал книгу Сельмы Лагерлёф «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями» — а это одна из самых прекрасных книг на земле, — помнит, что родился Нильс Хольгерсон на юге Швеции, в маленькой деревушке Вестменхег.

Это был довольно несносный мальчишка.

— На уроках он считал ворон и ловил двойки, — рассказывает Лагерлёф. — В лесу разорял птичьи гнезда, гусей — дразнил, кур — гонял, в коров бросал камни, а кота дергал за хвост, будто хвост — это веревка от дверного колокольчика.

Так прожил Нильс до двенадцати лет, когда однажды, оставшись в воскресный день дома один, он увидел, что крышка заветного маминого сундука откинута и на краю его сидит маленький человечек: на голове — широкополая шляпа, черный кафтанчик украшен кружевным воротником, чулки у колен завязаны лентами с пышными бантами.

Недолго думая Нильс сдернул со стены сачок. Один взмах — и тролль забился в сетке, как стрекоза.

На этот раз шалость не прошла Нильсу даром. Тролль рассердился и заколдовал его в мальчика с пальчик.

Наказание не кажется очень уж жестоким. На спине гуся Мартина Нильс смог зато облететь всю Швецию до далекой Лапландии. И сколько же удивительного открылось ему, сколько испытал и узнал он в долгом пути, каких замечательных людей встретил...

И Астрид Линдгрен родилась на юге Швеции, в Смоланде, в крестьянской семье, только лет примерно через сто после того, как возник там мальчик Нильс из сказки.

Смоланд — страна озер и скал. Земля здесь покрыта гранитными валунами; их в древнейшие времена принесли на широких своих спинах ледяные поля. Прежде чем посеять хлеб, нужно убрать камни.

— Как они работали! — вспоминала Астрид Линдгрен о родных. — До сих пор мне видится длинная каменная стена, которую бабушка сложила своими руками.

Предоставленные себе, бесконечными северными вечерами дети рассказывали друг другу сказки. И так как истории Астрид, по общему мнению, были самыми таинственными, ее прозвали «Наша Сельма Лагерлёф».

Забыла ли она об этом, когда выросла?

Может быть, ей и казалось, что забыла, но на самом деле это только спряталось в ней.

Однажды тяжело заболела дочка Астрид. Надо было развеселить бедную девочку, метавшуюся в жару. Астрид сидела у постели больной, полная тревоги, и мысленно призывала всех, кто мог бы помочь утешить дочку; духов сказки тоже — их-то, конечно, прежде всего.

Тогда впервые явилась известная теперь всему миру веснушчатая девятилетняя девочка с рыжими косичками, проживающая на окраине маленького шведского города в доме, который она назвала вилла «Курица», вместе с обезьянкой господином Нильсоном и лошадью, — словом, явилась Пеппи Длинныйчулок, дочь капитана Эфроима Длинныйчулок.

Ее увидели одновременно и дочка и мама. Они ужасно обрадовались неунывающей одинокой девочке и улыбнулись ей; замечено, что если человека встретят улыбкой, он на всю жизнь останется как бы освещенным солнцем.

А потом все пошло само собой. Раз уж Пеппи появилась, она-то придумает такое, что не соскучишься.

Но все-таки как же она возникла?

Однажды в Копенгагене собрались трое писателей, награжденных премией имени Андерсена, высшим отличием сказочников: Памела Трэверс, Астрид Линдгрен и Эрих Кестнер.

Встречу они решили отпраздновать в кабачке. Астрид Линдгрен больше всего хотелось потанцевать.

Ведь и Пеппи без ума от танцев. Помните, когда воры Блом и Громила Карл попытались ограбить одинокую обитательницу виллы «Курица», Пеппи сперва связала их. А потом разрезала веревки, но с условием, что Громила Карл станет с ней танцевать, а Блом будет им играть на гребенке с папиросной бумагой.

Воры совсем выбились из сил, но Пеппи все не отпускала их:

— Нет, нет, дорогие мои, я не натанцевалась! О! Я могла бы плясать до четверга, — сказала она, когда пробило три часа ночи.

Но это был праздник Кестнера: в тот день именно он получил Андерсеновскую премию. Кестнер был настроен задумчиво и немного торжественно: хотелось ему поговорить о самом главном.

— Вот смотрите, — сказал он Линдгрен и Трэверс, — премией награждены вы — две женщины — и только один мужчина. Чем это объяснить? Может быть, тем, что вы, матери, видите, понимаете, чувствуете своих детей, а вот я знаю по-настоящему одного-единственного ребенка: себя самого, каким я был когда-то. К прошлому тянется бесконечно длинный и хрупкий колодец, чудом сохранившийся, — и это все, что позволяет мне писать. Со дна колодца видна звезда. А когда глядишь с вершины в глубь колодца, открывается твое детство.

— Вы правы, — согласилась Астрид. — Матери видят многое. Но так, до конца и изнутри, чтобы писать о нем, мы тоже знаем одного-единственного ребенка.

... Этот-то ребенок и явился из Смоланда, из детства Астрид, и тогда возникла Пеппи.

— Для маленьких детей очень необходимо, чтобы жизнь шла по размеренному порядку, а главное, чтобы этот порядок завели они сами, — говорит Пеппи.

Вот она и завела «размеренный порядок», куда, конечно, входит и побег на необитаемый остров и многое другое, что иному взрослому покажется странным.

Она твердо знает не только, как жить, но и для чего она живет. Блумстерлунд избивал лошадь, которая не могла стронуть с места телегу, груженную тяжелыми мешками. Пеппи попыталась усовестить его, а так как этот жестокий человек не унимался, несколько раз подбросила его в воздух, сыграла им в мячик; это помогло — взглянув на мир с высоты, он стал смирнее овечки.

Пеппи подняла лошадь, удивленную таким оборотом дела, и отнесла ее в конюшню; вспомним, что если есть в мире человек сильнее Пеппи, то только Эфроим Длинныйчулок. Потом она взвалила один из мешков на спину Блумстерлунду, подхватила оглобли и вкатила телегу во двор.

— Ты хорошо поступила, — сказала учительница, наблюдавшая за происшествием. — С животными надо всегда обращаться ласково, и с людьми тоже.

— Конечно, я была очень добра к Блумстерлунду: сколько раз кидала его в воздух и ничего за это с него не взяла, — ответила Пеппи.

— Для этого мы и родились на свет, — продолжала учительница. — Мы живем для того, чтобы делать людям добро.

Пеппи выжала стойку и принялась болтать в воздухе ногами.

— Я-то живу только для этого! — крикнула она. — А другие люди, интересно, для чего они живут?

И она ведь задала не праздный вопрос.

На первый взгляд учительница и Пеппи относятся к добру совершенно одинаково. Но разница существует. Учительница убеждена, что самое главное — вырасти прекрасно воспитанной дамой, добру же похвально посвящать часы досуга. А Пеппи только и живет для добра. И вот уж на что она не согласится ни при каких обстоятельствах — именно стать прекрасно воспитанной дамой.

Однажды фру Сеттергрен, мать Томми и Анники, лучших друзей Пеппи, позвала ее на чашку кофе. Когда гостьи фру Сеттергрен, чинно прихлебывая кофе, стали поливать грязью ближних — подневольных и зависимых, Пеппи испытала острейшее желание убежать, но не прежде, чем она проучит благовоспитанных дам, да так, чтобы они запомнили урок.

И то и другое она выполнила с полным успехом.

Нет, чем стать такой, как гостьи фру Сеттергрен, Пеппи лучше навсегда останется ребенком. Вот она и принимает вместе с Томми и Анникой пилюли против взросления — на вкус и на цвет напоминающие обыкновенные зеленые горошины. А что, если горошины не помогут? Но и тогда ни за что не превратится она в светскую даму, а станет лучше морской разбойницей, это решено!

Но, может быть, придёт время, и Пеппи разгадает тайну: как навсегда остаться ребенком, подобно Маленькому принцу, и одновременно сделаться такой, как Антуан де Сент-Экзюпери.