45

45

24. VI.59

Дорогой Владимир Федорович,

Жаль, что «Р<усская> мысль» до Вас не доходит, т. к. иногда там бывают интересные статьи разных лиц.

Об «Опытах»[239] — о Вас — я нахожу, что Вы развенчали Мамченко довольно жестоко[240]; по-моему, мостом между его логикой и логикой читателя все-таки служит религиозное отношение Мамченко, в его свете многое проясняется: к человеку, к жизни, к связанности людей между собою, — это Мамченко «спасает».

Заодно «проехался» там по поводу «оксюморон» и «катахрезы» — малопонятно для читателя, но зато похвалил Вас за рецензию о переводах А. Биска[241].

О «Мостах» должен был писать Адамович; он оставил за собой «Мосты» (как было сказано редакцией) еще во время моей болезни, но ничего и не написал, а я уже не мог писать — так, вероятно, и останется[242].

Берберова очень самоуверенна и активна, но не думаю, чтобы по существу ее мнения и оценки были верны.

«Гурилевские романсы» идут в печать. Наша типография все время медлит — до сих пор еще не закончила книги Ирины Яссен, а теперь ее уже поздно выпускать в свет до осени. Но печатать будет летом (т. е. сначала набирать и т. д.). Фактически, т. к. у меня мало времени и живу я не в городе, исполнительные функции перешли к С. Прегель.

Мне очень понравилась книга Моршена[243], и я его похвалил от всего сердца[244]. Для критического разбора (а не для газетного отзыва), правда, следовало бы указать на кое-где имеющиеся недочеты — некоторые слова, строчки, но в общем он вполне заслуживает похвал — и серьезных похвал. Думаю, что и с Гумилевым он не в столь уж близком родстве, Гумилев «метафизичнее», т. е. многопланнее его, духовнее, а у Моршена больше «terre a terre[245]», но зато он имеет больше иррациональной поэтической прелести (прирожденной, «Богом данной»), чем Гумилев. Ах, если б Моршен и дальше шел вперед, развивался бы, не сорвал бы на чем-нибудь неподходящем свой голос! Сейчас мы все так разъединены, так географически удалены друг от друга, что нет возможности «поговорить», а ведь именно на словах можно сказать то нужное, то главное, чего ни в какой рецензии не скажешь.

Как все в литературной жизни, спор Ульянова с Одоевцевой уже настолько увял, настолько в прошлом, что и возвращаться к нему нет смысла[246]. Последний же ответ Ульянова[247] был недопустимо груб по форме — какая-то «буренинщина» (не знаю, слышали ли Вы о критике «Нового времени» Суворина — Буренине, который в дореволюционное время прославился своей чрезвычайно резкой, грубой и глупой руганью всех замечательнейших тогдашних поэтов?). И еще — Ульянов даже во времени заблудился, на что я и указал в моем письме в редакцию «Н<ового> р<усского> слова»[248]. А в общем, хотелось бы вообще прекратить эту глупую манеру «ниспровергать друг друга» — кому это нужно? Читатель даже не читает, а литераторы — только кровь себе портят. А И<рина> В<ладимировна>, в частности, и так уже измучена и своим горем, и необходимостью применяться к новой обстановке жизни, и одиночеством.

Книга же Кленовского[249] (я писал о ней вместе с книгой Моршена) — хорошие стихи, которые писаны как будто в 1912-15 гг., поэтому-то они и нравятся 70-летним и профессорам-литературоведам, вроде Глеба Петровича, он с годами становится все ближе и ближе к академическому стилю, Моршен для него: «Куда же ему до Кленовского!..» А человечески — «желаю Кленовскому всяческого успеха», он, тем более, говорят, — болен.

Надеюсь, «разгрузившись», Вы сможете писать — давно не приходилось читать Ваших статей. А как стихи?

Ирина Николаевна и я шлем Вам наш дружеский привет.

Ваш Ю. Терапиано