69

69

25. IX.62

Дорогой Владимир Федорович,

Я чувствую себя теперь лучше и к морю все-таки съездил — это для меня единственное удовольствие — раз в год.

Принялся, как и Вы, за обычное, теперь уж нужно стараться дожить до следующего лета.

Жду Вашу книгу о Хлебникове, но боюсь, что сего поэта, которого и по-русски не всегда можно понять, по-английски мне будет читать трудно — ведь теперь, в «Доме», совсем у меня нет практики, да и годы — язык забывается. Но, Бог даст, как-нибудь справлюсь!

Дукельский, конечно, поступает плохо, если так спешит со второй книгой[367].

Ему бы попробовать «стихи вообще», а не только послания.

Не все здесь одобрили и послания, слышал, что Адамович ими не очень доволен[368].

Дукельский, видимо, обиделся на меня за то, что я осудил его юмор: но, право же, не очень он у него острый!

Мешает и то, что читатель не знает 2/3 тех, над кем он должен смеяться… и вообще, за редчайшим исключением, эпиграммы живут не долго — кроме «специалистов», например, кому интересны сейчас даже Бунин с его эпиграммами или словечки З. Гиппиус?

Вы вряд ли читали статьи о «Музе Диаспоры»[369] — говорю не о глупой и грубой мазне Рафальского, но о статье Анстей — с Рафальским я, конечно, говорить не собираюсь.

Посылаю Вам статью «О “музе” и “ноте”»[370].

Часть фактическая, относящаяся к Анстей только, конечно, Вам не будет интересна, но «о ноте» — иное дело.

Дело в том, что «ноту» представляют в пересказе, часто в нарочитом, — отраженную в кривом зеркале.

Прежде всего, «нота» не «парижанка», а «петербуржанка» — и довольно старая по возрасту, — все это я старался показать, чтобы наконец прекратить это досадное недоразумение.

Вот и Дукельский тоже — на «ноту», и Моршен, в свое время, — а, собственно говоря, против чего, против кого? — Пожалуй, против себя… Ну, да оставим сейчас «ноту», и так я о ней расписался.

Новостей здесь пока не много, почти никого нет. Унылый путешественник Померанцев угощает нас в «Р<усской> мысли» своими путевыми наблюдениями, Глеб Струве пишет письма в редакцию — все в порядке!

Вчера Ирина Владимировна уехала на месяц в Luchon — долечивать уши и кое-что «новое» (увы!).

Кстати: получаем (и она, и я) очередной перевод «Фонда» + 25 дол<ларов> «по поручению С. Лифтона».

Удивление и приятное переживание, — почему он вспомнил? Но, во всяком случае, хорошо, что вспомнил. Спасибо Вам, ведь это Вы его «дали».

Послали ему, как водится, благодарность.

Очень плохо, что до сих пор никто не собрался издать книгу стихов Г. Иванова.

Собирались «Мосты», но так и не собрались.

А Смоленская уже нашла все необходимое для посмертной книги В. Смоленского[371].

Желаю Вам всего доброго, Ирина Николаевна просит передать Вам от нее привет.

Ваш Ю. Терапиано