V

О даме, возомнившей себя военным министром, и других не менее великих и уморительных событиях.

— Уж больно жалостливо вы говорите, — неожиданно прозвучал женский голос, и все повернули головы к выходу. В проеме открытой двери стояло подобие дамы в самодельных генеральских штанах, яркой желтой блузе и парике а-ля Старовойтова. — Все-то у вас высокие материи: родина, человеческое в человеке, — говорила она, приближаясь широким размашистым шагом к сцене. А что вы хотели, чтобы мы отдали власть совкам? — Удобно устроившись в кресле, ни к кому конкретно не обращаясь, строго спросила: — Что он обо мне… нагородил? Ваш Попцик…Ну!

Суровый-Попцов зашелестел страницами.

— О, вас он немного, совсем немного… Но сочно и не без колорита, сказал Суровый.

— Еще бы, знает кошка, чье сало съела.

— Ага, вот: «Старовойтова — фигура яркая…»

— У него все «яркие». Словари надо читать, коли не знаешь иностранных и вообще.

— Человек, то есть «Старовойтова, — пояснил Суровый, — страдает очевидным комплексом самоуверенности и надменной ироничности… У нее, конечно же, мужской ум». — О, снова о комплексе (мадам «Старовойтова» заерзала в кресле): «страдает комплексом поучительства… Самолюбива… Обладает властным характером… Слишком превозносит свое «я»…»

— Хватит!

— Про мытье оконных стекол вы уже слышали. А вот еще: «Сильный полемист».

— О, завилял хвостом летописец, завилял. Все ходил, кланялся, улыбался, вынюхивал, и таки накропал. Ладно, полистаем сей кирпич. Когда-нибудь на досуге…

Она внимательно осмотрела присутствующих.

— Со всем, что заявлял Господин Главнокомандующий, согласна. Правда, надо еще проверить его по методу «а ну, дыхни», но мыслит он в нужном направлении. В ораторстве, конечно, он не силен, но понять можно… Не его вина: секретари обкомов развивались, как правило, в направлении кулака, чтоб столешницы раскалывались от одного удара.

— Ну, ты, баба в лампасах, потише на поворотах, — сказал Господин Главнокомандующий и показал язык.

— Эх, жаль, что нет при нем Костикова. Вот мастер озвучивания. Бывало, этот не успеет просохнуть после вчерашнего… душа, а он уже дает интервью, мол, целую неделю без вылаза работал над документами и пришел к выводу, что… и пошел, и пошел. Талантище! А когда беднягу Костикова кинули, как щенка, в набежавшую волну, я страшно испугалась. Размок, думаю, дар озвучивания Президента, что делать будем… Однако ничего фатального не произошло: отряхнул с себя воды Волги-матушки, поскулил в тряпочку и снова начал еще пуще озвучивать… Один недостаток: как и Попцов, числится по ведомству Союза писателей разлива 60-х годов. А там, как известно…

— О, затараторила, затараторила! Никому рта не дает раскрыть. Пошла-поехала… Прав в отношении тебя Попцов насчет комплексов, не унимался Верховный Главнокомандующий.

Но мадам даже не посмотрела в сторону верстака-танка.

Любовно разглаживая складку на генеральских штанах, она мечтательно произнесла:

— Это все, что осталось от моей голубой мечты стать военным министром. «А счастье было так возможно», — пропела. — Испугалось мужичье, наложили генералы в… Я бы вправила мозги всем этим воякам. Армию сократила бы до минимума — раз, все пушки-игрушки и прочую амуницию распродала бы — два, ну и все остальное… Нам некого бояться, так незачем и оружием бряцать…

Правильно сочинил долговязый поэт всех времен и народов: «Возьмемся за руки, друзья». У нас сейчас всюду друзья… А то талдычат: Россия, патриотизм, будущее… Надоело! Была, Россия, да вся вышла. Что там у Попцова об этом предмете? Ну-ка!

— «История — наука жестокая, именно русские явились распространителями, — читал Суровый, — марксизма по всей территории безбрежной империи. Именно русские осуществляли жестокий контроль за соблюдением идеологических догм в республиках, являясь недремлющим оком центра, в должности вторых секретарей в структурах власти».

— «Царский» летописец кое-что смыслит, но, как всегда, то, что выдает за собственное открытие, заимствовано у других. Например, у меня. Я давно твержу: русский народ потерял свое национальное лицо, понимание, что он русский народ, чувство своего самосознания. Может быть, даже больше, чем другие народы. Потому что русские были проводниками коммунистической идеологии, Советской власти, в том числе в других республиках, и они забыли свою историю, свой фольклор… Между тем другие народы сохранили память о своей истории, языке, культуре… В сентябре 1989 года на конференции демократических движений и организаций я сказала (и никто из так называемых патриотов печатно не возразил — кишка тонка!), что Россия могла бы разделиться на несколько республик с равными правами: Сибирь, Урал, Европа, Север, Дальний Восток. Русские плохо знают историю. У нас сегодня нет России, говорила я. Вероятно, у русских в наибольшей степени, чем у других народов, прервана этнокультурная традиция, нарушена нормальная сохранность исторической памяти. Это народ, расселенный на огромных пространствах, чрезвычайно сильно стратифицированный, с утраченной культурной традицией… Это народ с искаженным, болезненно извращенным этническим самосознанием… Как видите, то, что Попцов выдает за новое, далеко не новое, но за то, что тиснул в своей жалкой книжонке, — хвалю.

— Пошла губерния писать, — неожиданно вспомнил Главнокомандующий Гоголя и захохотал.

— Вы заметили, — продолжала мадам, — как только заходит речь о Черномырдине, Чубайсе, Шумейке, Лужкове и им подобным, Попцов опускает очи долу и почтительно раскланивается. А почему? Не знает, как все повернется, а потому осторожничает, трусит.

— Тут у него написано, что вы — человек из смешанного мира, процитировал Суровый Попцова.

— Вот привязался!.. Спугнул мысль. А пошел он… Так о чем это я… Вспомнила: в августе 1995 года я как-то выступала по нью-йоркскому телевидению. Да. Мне приходилось говорить с сотрудниками госдепартамента США, с сенаторами. «Да, — говорят они, — многие из ваших лидеров коррумпированы глубоко, и это очень хорошо: это лучшая гарантия того, что они не начнут национализацию, они не остановят процесс капитализации страны; то, что на них есть компромат, будет заставлять их держаться аккуратно и скромно. И, по-видимому, на ближайшие пять лет вот это и будет судьбой России. Крепкие хозяйственники не будут восстанавливать империю, но будут и дальше развивать капитализм в России — пусть ценой больших лишений основной массы населения… Политика — дело тонк…»

Но ей не дали договорить. Широко раскрытыми от ужаса глазами «Старовойтова» смотрела на дебелого мужчину, угрожающе двигающегося по проходу. В правой руке он сжимал клизму ужасающих размеров, наполненную какой-то бурой жидкостью. Его взгляд не обещал ничего доброго. Мадам заметалась, завизжала, швырнула в его сторону свои генеральские штаны и, сверкнув голыми выпуклостями, исчезла за дверью.

— Догони ее, Миша, опорожни посудину! — кричал опохмелившийся Господин Главнокомандующий, почему-то принявший дебелого мужика за Полторанина. Представляю, как Лужкова, к ордену за бескорыстное служение Отечеству… Давай, жми…

Но мадам и след простыл…

Тихонько вошедший Артист скромно стоял у раскрытой двери и счастливыми глазами глядел на развеселившихся людей в зале.

А через час главврач позвал меня к телефону, и я услышал голос моего компаньона, ошалевшего от радости, что я жив и здоров, что дела не ждут и завтра мы вылетаем в Боливию, где контракт на поставку крупной партии селедки подписан, а сейчас он заедет за мной… Так мне и не удалось досмотреть спектакль-диспут, поставленный по книге «Хроника времен «царя Бориса»»… Да и какое дело мне, преуспевающему негоцианту, до всех этих гайдаров, черномырдиных, шахраев, старовойтовых, равно как и до мудрецов-ораторов и полусумасшедшего главного врача. У меня свое дело, в котором они ничего не смыслят, как я не понял и сотой доли того, что слышал на их представлении. Мы живем в разных мирах.