Каретный двор
Эх, как хочется прокатиться с ветерком! И поехать бы на лошадях… Только вот в каком же экипаже? Право, я в растерянности. Уж слишком много их было на Руси.
Что ж, давайте — прежде чем сесть в экипаж — разберёмся с названиями.
Экипаж — это общее название рессорных пассажирских повозок. Слово французского происхождения: от equiper — «снаряжать, снабжать».
Догадываюсь, что вам хочется выбрать что-нибудь лёгкое, изящное и красиво звучащее — к примеру, кабриолет…
Кабриолет — в изначальном значении лёгкая одноосная конная повозка со складывающейся крышей, в которую запрягалась одна лошадь.
В. И. Даль поясняет слово «кабриолет» такими словами, как «опрокидка», «брыкушка», «брыкалка». Не раздумали ехать? Словарь Фасмера усугубит ваши сомнения. Есть теория, что «кабриолет» восходит к итальянскому слову capriola. Capra — «коза».
Очевидно, что этот экипаж не слишком надёжен — на «козе» далеко не уедешь. Как, впрочем, и на его «сестре» — двуколке. Двуколка — одноконная двухколесная повозка с кузовом на двух человек.
Тогда, может быть, фаэтон? Что и говорить, коляска щегольская с открывающимся верхом. К тому же этот экипаж четырёхколёсный — значит, устойчивый. Только вот название настораживает. Слово это греческого происхождения. Phao — «сиять», «сверкать».
Пока всё красиво. Но это только присказка, а сказка впереди. Фаэтоном звали сына бога солнца, Гелиоса. Сынок выпросил у отца огненную колесницу, но из-за неумения управлять ею едва не устроил всемирный пожар, за что был поражён молнией Зевса.
Колесница (или фаэтон) представляет собой наиболее ранний прототип кареты. Её изобретение уходит корнями в Месопотамию. Колесница была рассчитана на одного-двух человек, и запрягали в неё не более пары лошадей. Наиболее часто колесница находила применение в войнах, так как являлась лёгким и чрезвычайно быстрым транспортным средством на поле боя.
Ну, из путешествия в глубь времён вернёмся в Россию-матушку конца XIX века, когда фаэтон претерпел внешнюю трансформацию и получил большое распространение как один из видов общественного транспорта.
Среди множества видов конного транспорта (карета, ландо, дрожки, фаэтон, бричка, пролётка, двуколка, линейка, тарантас, шарабан и т. п.) для общественной перевозки пассажиров властями допускались только фаэтоны и брички. Последние отличались отсутствием откидного кожаного верха. Причём их конструкция и окраска были строго стандартизованы. Все они должны были быть снаружи покрыты чёрным лаком или лаковой кожей. Сиденье и спинки обивали материалом чёрного или красного цветов, а у извозчика — обычным сукном синего цвета. Для ночных поездок по бокам ко?зел (место кучера) устанавливали два фонаря, в которых горели свечи или карбидный газ. Кроме откидного кожаного верха, в фаэтоне находился фартук из кожи, который защищал ноги седоков от ветра и дождя. Фаэтоны были двухместными. Но в их конструкции предусматривалась откидная скамеечка для третьего пассажира, который сидел спиной к извозчику. Все фаэтоны стали четырёхрессорными.
Ландо — четырёхместный городской экипаж с откидным верхом — вроде бы ничем себя не скомпрометировало. Название своё коляска получила по имени немецкого города Ландау, в котором впервые была сделана.
Но к ней в серебряном ландо
Он не добрался и не до…
В. Высоцкий
«Этот ландо нас задавит: в нём сидит щеголь и красавица, лошади, лакей, кучера — всё в последнем вкусе. Вот и новая Москва, новейшие обычаи!» (Батюшков К. Н. Прогулка по Москве).
«Разумеется, на самом видном месте красовалось раззолоченное ландо, в котором молодые только что возвратились из церкви» (Загоскин М. Н. Москва и москвичи).
Помните песню Владимира Высоцкого «Где твои семнадцать лет? На Большом Каретном»?
Большой Каретный… Переулок с таким названием и сегодня есть в центре Москвы. Он проходит от 2-го Колобовского до Садовой-Самотёчной улицы. А в XVII веке эта местность называлась Тележным рядом. Тут жили мастера-тележники, которые изготавливали и торговали телегами и другими повозками. В XVIII веке производство усложнилось, началось изготовление карет, и Тележный ряд стал Каретным.
Карета была удобным, дорогим и комфортабельным рессорным экипажем. Кузов кареты был полностью закрыт. Кучер располагался на передке — ко?злах, подвергаясь, в отличие от пассажиров, всем воздействиям непогоды.
В экипажах попроще ко?зел могло не быть, и тогда возница сидел просто на высоком краю, окаймлявшем повозку, который назывался облучко?м. Внутри кареты были мягкие сиденья, по бокам располагались окошечки. Было окно и спереди — для общения с кучером. Позади кузова, на запятках, то есть специальной подножке, при особо торжественных выездах стояли один или два лакея.
«Карета» — слово итальянское: от carro — «воз». А так или иначе, все итальянские слова восходят к древней латыни. Carrus в латинском языке — «повозка на четырёх колёсах».
«Карету мне, карету!» — хочется порой вскричать вслед за Чацким и отправиться куда подальше на… автомобиле.
Кареты стали появляться в России в конце XVI — начале XVII века. В Оружейной палате хранится карета европейского производства конца XVI — начала XVII века, принадлежавшая Борису Годунову. Долгое время кареты рассматривали как недостойное мужчины-воина средство передвижения. Перелом происходит в конце 1660-х — начале 1670-х годов, когда кареты стали массово ввозиться в Россию.
В 1674 году швед И. Кильбургер отметил, что до недавнего времени немцы через Любек и Нарву ввозили в Россию большое количество каретных лошадей. Но теперь эта торговля упала оттого, что многое уже привезено и лошади были не особенно хороши. «Теперь несколько лет тому назад в Лифляндии начали делать и привозить в Москву столько немецких карет, что теперь им также нет больше сбыта». Таким образом, к 1674 году каретный рынок уже насытился. Собственное каретное производство начинается в России, вероятно, уже с первой половины XVII века. В последней четверти столетия на Колымажном дворе Кремля имелась карета русской работы. Мода на кареты была связана с перерождением дружинного сословия Древней Руси в благородное дворянство России Нового времени. К началу 1680-х годов кареты стали очень престижным видом транспорта, указывающим на статус её владельца.
Кареты были разные. Одна из разновидностей, предназначенная для дальних поездок, называлась дормезом. В ней были спальные места. Дормез, в переводе с французского, и есть — «спальная».
Однако не все могли позволить себе роскошь путешествовать в дормезах. Например, герой знаменитой книги Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» ехал в кибитке.
Бразды пушистые взрывая,
Летит кибитка удалая.
Ямщик сидит на облучке
В тулупе, в красном кушаке.
(А. С. Пушкин. Евгений Онегин)
Однажды первоклашкам на уроке чтения предложили нарисовать иллюстрацию к этим строчкам Пушкина. Детишки изобразили кибитку в виде летательного аппарата. Ведь классик сказал о ней: «летит».
Надо бы объяснить малышам, что кибиткой именовалась почти любая полукрытая, то есть с отверстием спереди, летняя или зимняя повозка. Слово это тюркского происхождения. «Кибит» значит «крытая телега».
Помните начало поэмы «Мёртвые души» Гоголя и разговор двух мужиков по поводу экипажа Чичикова — красивой рессорной брички?
«Вишь ты, — сказал один другому, — вон какое колесо! Что ты думаешь, доедет то колесо, если б случилось в Москву, или не доедет?» — «Доедет», — отвечал другой. «А в Казань-то, я думаю, не доедет?» — «В Казань не доедет», — отвечал другой».
Более простыми и лёгкими экипажами были коляски. В отличие от карет кузов у них был с откидным верхом. Коляски обычно запрягались парой или тройкой лошадей, однако очень богатые люди, вроде Троекурова в «Дубровском», Андрея Болконского в «Войне и мире» или губернаторской дочки в «Мёртвых душах», ездили в коляске шестериком, то есть упряжкой в шесть лошадей.
Известен рассказ Гоголя «Коляска», в котором гости обнаруживают спрятавшегося от них хозяина в его новой коляске. В рассказе Чехова «Враги» различие кареты и коляски служит важной характеристикой социального и нравственного различия персонажей. Богатый помещик заезжает за доктором в коляске. Когда выясняется, что вызов был ложным и ненужным, доктор, у которого только что умер сын, высказывает своё негодование помещику, после чего тот приказывает лакею: «Пошёл, скажи, чтобы этому господину подали коляску, а для меня вели заложить карету». Карета подчёркивала материальное превосходство помещика над доктором.
Тарантас служил дорожным экипажем, поэтому прочность его считалась более важным качеством, нежели красота. Кузов его крепился на длинных — до трёх саженей — продольных брусьях, так называемых дрогах, которые заменяли рессоры, амортизируя толчки и смягчая тряску. В Сибири тарантасы из-за их длины назывались долгушами.
А вот происхождение слова «тарантас» неизвестно. Зато этой четырёхколёсной конной повозке на длинных дрогах, то есть на продольной раме, посвящена целая одноименная повесть. Её автор — писатель Владимир Соллогуб. Ни один экипаж не был воспет так, как тарантас: «Но что за тарантас, что за удивительное изобретение ума человеческого!.. Вообразите два длинные шеста, две параллельные дубины, неизмеримые и бесконечные; посреди них как будто брошена нечаянно огромная корзина, округлённая по бокам, как исполинский кубок, как чаша преждепотопных обедов; на концах дубин приделаны колёса, и всё это странное создание кажется издали каким-то диким порождением фантастического мира, чем-то средним между стрекозой и кибиткой».
Тарантасами охотно пользовались помещики вроде Кирсанова, Лаврецкого и Рудина у И. С. Тургенева, Головлёвы у М. Е. Салтыкова-Щедрина, Лёвин у Л. Н. Толстого и т. д. Именно тарантас чаще всего использовался при езде «на долгих», ехали в нём лёжа. Позднее тарантас приобрёл рессоры.
«Дрожки» — от «дроги»; лёгкий четырёхколёсный открытый рессорный экипаж на 1–2 человека.
И в прошлые века были люди, которые не переносили рядом с собой чужого присутствия. Эти пользовались лёгкой коляской на одного седока с кучером спереди. Называлась такая коляска эгоисткой.
Столько вариантов, что же выбрать? Я предлагаю вам воспользоваться колымагой. Может, и не так красиво, зато надёжно. Я не шучу. Знаю-знаю, что сегодня колымагами мы называем старые полуразвалившиеся автомобили. Только вот почему, объяснить не могу. Может, само слово кажется нам каким-то неуклюжим?
А вот в старину колымагами именовали вполне исправные и добротно сделанные повозки. Более того, в некоторых русских диалектах «каламага» значило «свадебная процессия на повозках». Правда, свадебные повозки отличались от обычных — они были накрыты шатром. Старославянское слово «колимагъ» имело значение «шатёр».
Находим в словаре В. И. Даля: «Колымага — карета, коляска, всякая барская повозка на летнем ходу; громоздкая или старинная карета, дормез вор. кур. повозка с верхом, длинная кибитка, тарантас; ниж. сноповая телега, сноповозка, рыдван, одр. Колымажка умалит. лёгкая или детская повозочка; одноколка особ. с опрокидным кузовком, для возки земли, песку и пр. Колымажный, к колымаге относящ. Колымажник м. каретник. Колымажница ж. барыня, разъезжающая всегда в карете. Колымажиться пск. важничать, ломаться, барничать».
Обычная же колымага — это закрытый летний экипаж, в котором ездили женщины и дети из боярских и дворянских семей. В словаре Брокгауза и Эфрона сказано, что «колымаги делались на высоких осях, иногда с лестницами. Внутри они обивались красным сукном или бархатом и закрывались по бокам суконными или шёлковыми занавесами, иногда с дверцами в них. В эти дверцы вставлялись маленькие слюдяные окна, задёрнутые занавесками. Боковые занавеси пристёгивались плотно к краям экипажа, так что даже ветер не мог распахнуть их». По-моему, так очень удобно.
При Алексее Михайловиче для хранения колымаг был построен Колымажный двор, просуществовавший до середины XVIII века. Сейчас на месте Колымажного двора находится Музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. До сих пор есть в Москве и Колымажный переулок. Он находится рядышком с музеем. Прогуляйтесь по нему.
Пора бы нам вспомнить забытое слово «коло». Ведь от него родились и «коляска», и «колесница», и «колея». Да и «колымага», видимо, тоже. В первой русской летописи «Повесть временных лет» «кола» — это телега. В словаре Даля указано: «коло — окружность, круг, обод, обруч, колесо».
Кстати, те, кто поинтересуются, как появилось слово «кучер», узнают, что оно пришло к нам из немецкого языка. Хотя мне, признаться, обидно. Что ни слово, то иноземное — французское, английское или немецкое.
И я уже готова поддержать Александра Шишкова — известного консерватора первой половины XIX века, выступавшего против засилья иностранных слов в нашем языке. У него и Пушкин, как вы помните, просил прощения за то, что не мог некоторым иностранным словам найти русские аналоги: «Шишков, прости, не знаю, как перевести».
Так вот, Александр Семёнович Шишков утверждал, что в основе слова «кучер» лежит старославянское «коча». Отсюда и глагол «кочевать». «Кочующий народ, — объяснял Шишков, — такой, который живёт не в домах, но в кочах (в кибитках, повозках, наподобие подвижных изб) и переезжает в них с места на место. Вольно нам собственное слово брать от других и называть не своим».