Любовь и ненависть
Любовь и ненависть
Много раз случалось мне за эти четырнадцать месяцев войны видеть на железнодорожных станциях, на рельсовых путях длинные цепи вагонов, из окон которых выглядывали только дети, — множество белокурых, темных и золотисто-красных головок в каждом окне.
Издали эти поезда казались веселыми. Дети — всегда дети. Детские вагоны полны шума и суеты, полны какого-то нетерпеливого ожидания. Маленькие пассажиры кого-то зовут, кому-то машут руками, выскакивают на площадки, высовываются из окошек.
Но если приглядеться к каждому ребенку в отдельности, нельзя не заметить, что многие из этих шести-семилетних путешественников перестали быть детьми, оставили свое детство где-то далеко — там, где сгорели их дома, где у них на глазах были убиты их отцы и матери.
С такими детьми нелегко заговорить. Страшно разбудить в них память, которая вновь заставит их пережить то, что не по силам перенести и взрослому.
Детей увозят от войны в края, куда не долетают самыо мощные самолеты врага, где земля не вздрагивает от взрывов фугасных бомб и артиллерийских снарядов, где дома стоят совершенно целые и невредимые, со всеми стеклами в окошках и вечером за этими стеклами беспечно зажигается свет.
По нынешним временам даже трудно себе представить, что есть такие края. Дети едут туда, веря и не веря рассказам взрослых.
А в этих сказочных краях их ждут. Освобождают для них, достраивают и приводят в порядок просторные дома.
Тысячи детей найдут приют в этих домах. Но многие из ребят растекутся по городам и деревням, попадут в семьи врачей, учителей, кузнецов, колхозников. И эти семьи станут для них родными.
В плодоносном Советском Узбекистане, где почти круглый год что-нибудь цветет и зреет, пожилой кузнец Ахмед Шамахмудов за один последний год стал отцом четверых детей. И дети у него все разных национальностей и разных фамилий: Рая Мальцева — белорусска, Малика Исламова — татарка, Володя Урусов — русский, а четвертый сын Ахмеда — безымянный двухлетний мальчик неизвестного происхождения. Ахмед сам дал ему имя — Ногмат, что значит «дар».
Весть о большой семье кузнеца Шамахмудова разнеслась по всей нашей стране, дошла и до фронта.
Ахмед получил письмо и денежный перевод с передовых позиций. Старший лейтенант Левицкий прислал ему несколько сот рублей — большую часть того, что получает в месяц командир его звания — и обещал посылать столько же ежемесячно до тех пор, пока будет жив. Ему хочется помочь Ахмеду хоть чем-нибудь в воспитании детей.
Ахмед не знал, как поступить с деньгами. Всех четверых детей он уже привык считать своими, а брать у кого-то деньги на то, чтобы кормить и одевать свою семью, ему казалось странным. Отказать же хорошему человеку он тоже не хотел — зачем обижать его!
Ахмед Шамахмудов подумал и взял на воспитание еще одного сына — пятого — украинца Саню Брынина.
У Сани — два приемных отца: узбекский кузнец, которого он только что увидел, и русский лейтенант, которого он, может быть, не увидит никогда.
У этого русского лейтенанта были и свои дети. Теперь их нет — их совсем недавно убили немцы.
Человек, так жестоко и бессмысленно ограбленный, сохраняет в душе только большие простые чувства. Эти чувства — любовь и ненависть. Они тесно переплетаются между собой и питают друг друга.
Лейтенанту Левицкому не нужно было видеть своего маленького приемного сына, чтобы отдать ему нерастраченную нежность, чтобы по первому порыву взять на себя заботу о нем.
С такой же силой ненавидит русский лейтенант того неизвестного ему немца, с которым он завтра или даже сегодня, — может быть, через какой-нибудь час встретится в бою лицом к лицу. Этот неизвестный немец родной брат того, который убил детей лейтенанта, и соучастник его преступления. Оба они послушны одной и той же злой воле, которая снесла с лица земли столько теплых домашних очагов и уничтожила на этой земле счастье.
Вот уже несколько лет люди чуть ли не на всей вашей планете лишены самых простых и самых драгоценных своих прав. Им мешают любить, создавать семью, воспитывать детей, возводить дома и города, заниматься наукой, путешествовать, строить планы будущего. Люди перестали верить в прочность своего дома, своей семьи, своей собственной жизни.
И чем дороже нам прелесть земного бытия во всем его разнообразии, чем сильнее мы любим жизнь, тем глубже ненавидим мы смертоносную машину, работающую день и ночь для ограбления, уничтожения и порабощения человека.
В наши дни у нас нет и не может быть других желании, кроме желания остановить и уничтожить эту машину, кромсающую жизнь.
Во время защиты Севастополя пятеро черноморских моряков обвязали себя гранатами и бросились под гусеницы неприятельских танков, чтобы ценой своей гибели задержать и сломить напор врага.
А на Балтийском море краснофлотец Сидоренко бросился в воду и руками отвел мину от своего корабля. Четыре часа он провел в соседстве со смертью, предупреждая проходящие суда.
— Осторожно! Мина!
На Южном фронте летчик, у которого во время боя загорелся самолет, бросил его, как зажигательный снаряд, на немецкие цистерны с нефтью и бензином.
Это — не единственный случай.
Другой летчик, подбитый над вражеским аэродромом, спокойно и трезво выбрал цель — несколько «мессершмиттов», стоявших рядом на линейке — и обрушился на них с высоты. Его раненый истребитель при падении вспыхнул, а вместе с ним загорелись ярким, высоким пламенем фашистские «мессершмитты».
Гибель этих молодых людей и тысяч им подобных, всех этих юношей, которые без оглядки отдают свою единственную, свою неповторимую жизнь, возлагает на нас, на каждого из нас, огромную ответственность.
Не ради разрушения нескольких цистерн с горючим или трех-четырех «мессершмиттов» обрекли они себя на смерть, — слишком велика бы была цена этим цистернам и «мессершмиттам»! — а для того, чтобы силой своей любви и ненависти сломить жестокую, темную волю, направленную на уничтожение всего, что нам дорого на земле.
В Москву, через линию огня, привело письмо из отдаленного района, в котором уже целый год хозяйничают немцы.
Таких писем приходит из глубокого немецкого тыла немало, а сколько их, вероятно, пропадает в пути, вместе с теми людьми, которые берутся их доставить. Но это письмо трогает и волнует больше многих других — не менее замечательных — писем.
Эти несколько страничек представляют собой скромный и добросовестный отчет о простых делах, в которых не было бы ничего удивительного, если бы они не совершались под дулом вражеского автомата. В конце письма стоят подписи нескольких десятков деревенских девушек.
«Вы знаете, — пишут они, — что почти все наши юноши ушли в Красную Армию и партизанские отряды. На нашем собрании присутствует только один молодой парень, а все остальные — девушки. За время нашей работы мы приготовили больше 750 подарков для партизан и для Красной Армии, сшили 250 рубашек, выстирали 1500 пар белья, ухаживали за ранеными бойцами, помогали в сборе продуктов…»
Письмо спокойное и обстоятельное. Шили рубашки, стирали белье, ухаживали за ранеными…
Недосказано в письме только одно: в какой смертельной опасности делались все эти простые дела.
Раненые бойцы или партизаны, за которыми ухаживали девушки, лежали не на лазаретных койках, а где-нибудь в сарае, в погребе или в лесу.
Перевязать им раны или выстирать их окровавленное белье в деревне, занятой немцами, было не менее опасно, чем руками отвести мину от борта корабля.
«У нас в селе, — говорится в этом самом письме, — расстреляно 25 девушек и парней, а одну девушку — Нюру Казанову — закопали в землю живьем за то, что она отказалась работать на фрицев…»
И все-таки девушки собираются и пишут в Москву это тайное письмо, которое может стоить им жизни, и берут на себя новые обязательства, и клянутся их выполнить.
Нет никакого сомнения — они выполнят свою клятву!
Их поддерживает уверенность в том, что они не напрасно рискуют и жертвуют своей жизнью. Пусть только случайно, только урывками доходят до них правдивые вести о тех великих битвах, которые идут на «большой земле» — за вражеским кольцом, окружившим их родной край. Они и без вестей знают, что кольцо это рано или поздно будет прорвано, и делают все, что в их силах и даже больше их сил, чтобы пробиться изнутри навстречу тем, кто идет к ним на выручку.
Работая ночью над рубашкой для бойца или укрывая от немцев собранный в поле хлеб, они сознательно и ответственно борются с бездушной и враждебной всему человеческому гитлеровской системой. Они знают, что с ними их родина, с ними лучшие люди «большой земли».
Их надежды должны быть оправданы. Их подвиг не будет напрасным!