Кем быть
Кем быть
Вася рос неустанным затейщиком, неисчерпаемым изобретателем всяческих замыслов, вершителем, любопытство которого расцветало с каждым новым днем.
Это ничего, что ему иногда слишком горько жилось по-сиротски.
Больной, кашляющий, раздражительный дядя и нервная тетя часто просто зря били Васю неразбираясь в справедливости.
Но что — эти чорные минуты обиды и слез значили перед вечностью приливающих дней, когда горячо и ненапрасно верилось в свободное великое будущее.
Вася всегда знал, что он будет исключительным, необыкновенным, высоким орлом над долинами будней.
Одаренный от природы внутренними богатствами, светлой гордостью, обаянием воли, красивой внешностью — он всюду мальчиком обращал на себя острое вниманье.
Вот это обстоятельство и служило всегда причиной общого раздраженья против гениального Васи и в детстве и теперь.
Уж слишком не по плечу всем Вася.
Ведь право — прежде чем было понять его, почувствовать, познать — надо быть самому одаренным хоть немного или просто чутким — культурным.
Я что было и есть кругом его — только бездарное мещанство, плюющее в солнцезарное лицо Гения.
И в лучшем случае — добрые люди, равнодушно улыбающиеся всему необычайному.
И маленький Вася знал это, интуитивно чуял, слышал из книг и потому никогда неосуждал, несердился, немстил, прощая своих обидчиков скоро и искренно.
Его великодушию небыло границ.
Он был и остался истинным ребенком. Он был и остался истинным мудрецом.
Никто и неподозревал, что десятилетний Вася серьезно пишет стихи, серьезно читает книги, серьезно мыслить, и в то же время умеет так серьезно и отчаянно шалить, что и в самом деле трудно предположить первое — мудрое.
Он всегда был одержим крайностями.
Светлая, утровеющая голова, взвихренная тысячами стремительных фантазий.
То он — Стенька Разин, жгущий костры в жигулевских горах на вольной дороге — или вдруг — храбрый путешественник Майн-Рида в тропической Мексике, то он — тихий рыболов на Каме живущий в избушке, или — знаменитый Поэт, чьи стихи в книгах и так опьяняют красотой, что кружится сердце от счастья праздничных слов.
Кем быть — вот вопрос
И он придумывает:
— Буду еще и Робинзом Крузо, и Жар-Птицей, и Индейцем, и Дон-Кихотом, и Лесным, и Капитаном Корабля, и Бродягой, и — это главное — останусь великим Поэтом навсегда.
Быть всеми, пройти все пути лучшей жизни, все пережить всех понять, полюбить, и стать навеки Поэтом — вот ответ.
Это когда — взрослый, большой.
Так он клятвенно решил, обещал земле, сказал небу, солнцу, птицам, траве.
И весь мир поверил, благословил.
Это он почуял всем существом.
А когда сказал людям вокруг-люди плюнули ему в душу, стали смеяться, издеваться, хихикать, стараться сделать ему больно, острообидно, чтобы несмел быть гениальным — раз все они только рабы, бьющиеся за существованье, только серые, плоские, незаметные.
Он знал это и прощал людям зло.
Он знал и то, что не за сиротскую долю ему приходится много страдать, а за его внутреннее высокое дарованье — никому из окружающих непонятное и ненужное.
И пока он-маленький Вася — он берет лучшее из возможного: жадно увлекается книгами дома, пишет стихи, записки, прячет их в свой угол, светло молчит, а на улице с Алешей играет в Стеньку Разина, делая необходимые набеги, — в Путешественника, плавая весной на Каме на льдинах с шестом. — в Орла, летающого с крыш служб на землю и непременно в ветер, — в Капитана Корабля устраивая из досок большой корабль (в ограде) и внутри полно ребят — гостей, Алеша — повар, Петя — машинист. Вася — на капитанском мостике. Саня, Нина Толя Волковы, Маня, Соня — пассажиры.
Или Вася играет в Охотника — он покупает на толкучке старинный пистолет, набивает дуло порохом, надевает пистон на капсулю и стреляет в столб гигантских шагов (на горе): после оглушительного выстрела в руках остается одна ручка от пистолета, а глаза опалены порохом. Но эта неудача пустяки.
Он удит с Алешей щеклею на Камских плотах, тянется за клёвом и обрывается в Каму, рыбак еле спасает его за волосы, и целый день Вася сушится у костра, чтобы явиться домой сухим и веселым.
И тонет на Каме не один раз. Ведь в жизни столько опасностей — а это только начало, проба. Часто летом Вася видал как откачивают на берегу утопленников — страшно смотреть. Надо быть сильным, ловким, гибким. Он придумывает не игрушечный, а настоящий свой цирк: с Алешей покупают гантели, в сарае устилают землю пильной мукой, устраивают трапецию, тренируются, борются, жонглируют, ходят с кровоподтеками.
На именины Васи (12 апреля) собрались гости — Маня, Нина, Толя Волковы и еще ребята, один из артистов цирка здоровый парнюга техническаго училища Коля Серебров взял гимнаста — Васю за ноги и метнул в воздухе сальто-мортале, Вася перевернулся лишнее — полраза — и вместо ног угодил в землю головой.
Именинника долго приводили в чувство.
Самая скучная из игр была — зимой ходить в школу: холодно, уши нос — руки мерзнут, в школе даже в перемену дурить нельзя, а на уроках будто нарочно спрашивают всегда такое, что незнаешь и ставят двойки с минусом, потом ставят в угол или стой за партой, а дома ругают, бьют, не дают обедать, на улицу не отпускают и реветь нельзя.
Ну и школа — чорт бы ее побрал.
Ученики ябедничают, учителя злые — всё в очки видят, нападают, рычат.
Из 25 своих учителей Вася любил только одного из городского — Поликарпа Гордеевича Андреева — учителя русского языка, красиво любовно объяснявшего теорию словесности и творчество и жизнь великих Поэтов.
Вася только по русскому учился с любовью, знал много больше школы, много заучивал стихов Лермонтова. Некрасова. Пушкина.
И всех лучше в школе читал Вася.
Зато геометрию и алгебру всячески проклинал, боялся до ужаса треугольников и иксов.
Весной беглячил: будто уйдет в школу, а сам на льдинах под собором плавает с угланами.
— Истинное счастье лета приходило — когда прекращалась дурацкая дрессировка в школе — Вася, Алеша и Петя снимали серую форму, надевали рубашки и обегали весь берег, всю буксирную пристань и таинственно спускались к мосткам и по городкам к самой воде.
Пароходская жизнь гремела.
И все, что делалось кругом надо было все видеть, все слышать, все исчерпать.
И остаться — великим Поэтом.
Главное — сохранить детское сердце.
Так будет ярче мудрость и отчаяннее воля.
— Ну, поезжай дальше.