Людмила Коростина ЗОВУТ БАРАБАНЫ Главы из поэмы

Людмила Коростина

ЗОВУТ БАРАБАНЫ

Главы из поэмы

Школа взбудоражена:

Готовится к линейке,

Вымыта, наглажена.

Прибраны скамейки,

И по залу гулкому

Носятся дежурные:

— Этот мягкий стул кому?

— Астры где, пурпурные?

Стул — для гостя званого,

И цветы садовые.

…Я вас вижу заново,

Сорванцы бедовые.

Хорошо, что сытые,

Хорошо, что чистые,

Но, как было исстари —

Все коленки сбитые.

И стоять в молчании

Вам в строю не хочется:

Кто — зевнет нечаянно,

Кто-то расхохочется.

А девчонки чинно

Стоят, как балерины:

Вот грянет гром оркестра

И всех сорвет их с места.

Но, в каре построены,

Ждут ребята воина

(Вожатая сказала —

Возможно, генерала).

…Как будто ветер тронул зал:

— Сейчас приедет генерал!..

* * *

Был бойцом стрелковой роты

Наш земляк, Иван Скворцов,

И среди своей пехоты —

Молодец из молодцов.

Командир его заметил —

Есть у парня сметка.

И однажды, на рассвете,

Дал приказ: «В разведку!»

Объяснил бойцу задачу.

Действуй, Ваня, смело,

Чтоб во всем была удача,

Пуля не задела!

В минном поле коридоры

Ночью сделали саперы,

А к рассвету лег туман:

— Не приказ ли богу дан?

Улыбнулся Ваня шутке,

Приложился к самокрутке

И, плотней надвинув каску,

Заскользил, как на салазках.

* * *

Что там движется в тумане?

Едет фриц верхом на Ване,

Едет, связанный надежно —

В плен врага везти так можно!

А Скворцов поклажу сбросил,

И, с лица теряя краску,

Командира тихо просит:

— Мне бы… сделать… перевязку.

Как давно все это было…

Говорят, что было — сплыло.

Нет, забыть нельзя Победу!

Нет, простить нельзя потери!

Вот стоит он добрым дедом,

У высокой школьной двери.

Что сказать им, пострелятам?

И наград не так уж много…

В сорок первом — сорок пятом

Не о том была тревога.

* * *

— Ой, Иван Петрович, здрасьте!

Вы пришли, какое счастье!

По рядам — шумок хороший,

По рядам — хлопки в ладоши,

И над морем детских лиц

Руки — стая белых птиц.

Бьют барабаны,

Бьют барабаны,

Все для него —

Одного ветерана.

Школьное знамя

Струится багряно —

Все для него,

Одного ветерана.

Шел он по долгим военным дорогам,

Подпись оставил на стенах рейхстага,

Но отчего так потерян, растроган —

Даже глаза наливаются влагой.

Что заставляет теперь умиляться —

К ранам своим запоздалая жалость?

Ведь не награды во сне ему снятся:

Где ты, пехота?

В полях и осталась.

Общую славу твою не приму —

Мне не по силам она одному.

Где ты, пехота,

Мальчишечья рота?..

Как рассказать обо всех и о каждом,

Чтобы ребят не томила зевота,

Чтобы послушать приспела охота,

Чтоб вспоминали потом не однажды?

* * *

Он стоит на сцене,

Видит лица смутно,

Сделались коленки

Ватными как будто.

Выручил смуглый мальчонка —

Галстук надел на Скворцова,

Теплой, шершавой ручонкой

Узел расправил пунцовый.

Флага родного частица —

Трех революций наследство…

Шло в зауральной станице

Сына бедняцкого детство.

Вот он, босой и лохматый,

Сунув картошину в рот,

Быстро выходит из хаты,

Кнут свой пастуший берет.

Ветер печалится тонко,

Трогает ветви куста.

Бродят понуро буренки —

Степь на предзимье пуста.

Смотрит он вверх оробело:

Хлопья все гуще летят.

Снегом осыпаны белым

Смирно коровы стоят…

Грянуло время открытий,

Школьная, светлая рань.

В ногу, ребята, идите!

Ваня, сильней барабань!

Кто там уставился косо —

Галстуки режут глаза?

Дети уходят без спроса,

Их не пугает гроза!

Поп гривастый справил требу,

Начал проповедь читать,

Чтоб побольше спрятать хлеба,

Новой власти не давать.

Во саду ли, в огороде

Яму роет богатей.

Но не зря твердят в народе —

Хуже нет таких затей:

Сковырнешься в яму —

То-то будет сраму!

Видел Ваня сквозь плетень,

Как наводят тень на день,

И — туда без проволочек:

— Хлеб гноить? Отдай рабочим!

Ваня, отважный воитель,

Чуть не скончался от ран…

— В ногу, ребята, идите! —

Звал боевой барабан.

* * *

Он стоит на сцене,

Виден всем ребятам.

И с портрета Ленин

Смотрит на солдата.

— Начинаем, дети,

Поиск ветеранов! —

Зал ему ответил

Дробью барабанов.

Сжатой до предела

Речь была Скворцова:

Поначалу дело,

А потом уж слово.