Возвращение: новый интерес к Льюису

И все же Льюис вернулся. Объяснить первую волну популярности Льюиса, сначала в мрачную военную пору начала 1940-х и потом вновь в 1950-е годы, когда читателей покоряла магия Нарнии, достаточно просто. Но как объяснить воскресение интереса спустя поколение? Многие популярные авторы 1940-х и 1950-х годов попросту затонули без следа. Вот пять американских бестселлеров 1947 года, занимавшие верхние строки в рейтинге художественной литературы:

1. Russell Janney. The Miracle of the Bell.

2. Thomas B. Costain. The Moneyman.

3. Laura Z. Hobson. Gentleman’s Agreement.

4. Kenneth Roberts. Lydia Bailey.

5. Frank Yerby. The Vixens[766].

Все эти книги можно и сегодня купить, в основном в специализированных букинистических магазинах. Но столь яркая слава, сопутствовавшая им в год выхода в свет, померкла. Почему с Льюисом этого не произошло?

Можно попытаться наметить некоторые линии исследования, которые помогут нам понять (хотя в строгом смысле слова они не «объясняют») воскрешение интереса к Льюису. Сравнительно легко выявить некоторые кусочки этого пазла, но беда в том, что мы толком не знаем, как они складываются в общую картину.

Во-первых, начали появляться не публиковавшиеся прежде или остававшиеся недоступными материалы. Главным образом мы обязаны этим преданной редакторской работе Уолтера Хупера, который летом 1963 года исполнял обязанности секретаря Льюиса, а после смерти Сесила Харвуда в 1975 году стал литературным душеприказчиком Льюиса. При жизни Льюиса Хупер успел сверить с ним полную библиографию его публикаций. Впервые этот список был издан в 1965 году и содержал 282 пункта, не включая писем[767].

В начале 1970-х годов ведущее английское издательство William Collins & Sons приобрело права на наследие Льюиса и организовало филиал Fount, чтобы выделить издания Льюиса и не смешивать их с другой продукцией компании. За десять лет Хупер подготовил в этом издательстве ряд сборников: «Баламут поднимает тост» (Screwtape Proposes a Toast, 1965); «Об этом и других мирах» (Of This and Other Worlds, 1966); «Христианские размышления» (Christian Reflections, 1967); «Семя папоротника и слоны» (Fern-Seed and Elephants, 1975) и «Бог перед судом» (God in the Dock, 1979)[768]. Эти новые сборники расширяли горизонты тех читателей, кто уже был знаком с Льюисом, и знакомили с ним новых поклонников. Хупер настоял на том, чтобы публикация любой новой книги сопровождалась переизданиями двух более ранних работ, обеспечив таким образом постоянное присутствие на книжном рынке менее популярных трудов Льюиса, таких как «Кружной путь» и «Человек отменяется»[769].

Намного позже (2000–2006) Хупер — и это, вероятно, самое важное достижение — издал 3500 страниц переписки Льюиса, предоставив тем самым желающим возможность детально изучить интеллектуальную, социальную и духовную траекторию Льюиса. Эти письма, столь важные для исследователей, легли в основу данной биографии.

Во-вторых, в Соединенных Штатах сложился целый ряд обществ, занявшихся сохранением памяти и наследия Льюиса. Первым стало нью-йоркское общество К. С. Льюиса, основанное в 1969 году. За ним вскоре последовали другие, сформировались ассоциации, в которых приверженцы Льюиса могли общаться и обсуждать его труды. Те, кто был влюблен в Льюиса в 1940-е и 1950-е годы, стремились передать свой энтузиазм следующему поколению. В 1974 году в колледже Уитон (Уитон, Иллинойс) был основан центр имени Мэрион Уэйд, посвященный изучению жизни и творчества Льюиса и его круга. Здесь использовали материалы, собранные Клайдом Килби (1902–1986), бывшим профессором английской литературы в колледже Уитон. Родина Льюиса не слишком торопилась: оксфордское общество К. С. Льюиса возникло лишь в 1982 году. Началась формальная организация наследия Льюиса. Создавались сети, которые обеспечили передачу наследия Льюиса следующему поколению.

В-третьих, талантливые биографии, написанные близкими Льюису людьми, помогали читателям лучше себе представить этого человека. Первой вышла «К. С. Льюис: биография» (C. S. Lewis: A Biography, 1974), совместный труд Роджера Ланселина Грина и Уолтера Хупера. Грин (1918–1987), учившийся у Льюиса в Оксфорде, сам тоже стал детским писателем и автором биографий английских детских писателей, в числе которых особо заслуживают упоминания книги о Дж. М. Барри и Льюисе Кэрроле (обе — 1960). За биографией Хупера и Грина последовала книга еще одного близкого друга, Джорджа Сэйера, «Джек» (Jack, 1988), которая остается важной вехой в исследованиях Льюиса. Хотя им, естественно, недоставало дистанции для критического подхода, обе биографии содержали важные подробности личной жизни Льюиса, изображали его живым человеком и добавляли глубины к прочтению некоторых его книг.

И наконец, мощный прилив интереса к Толкину в США на рубеже 1960–1970-х годов косвенно оказался благотворен и для Льюиса. Становилось все очевиднее, что Толкин не единственный оксфордский писатель, но член группы, которую мы теперь называем инклингами, и внимание вновь сосредоточилось на самом заметном члене этой группы — Льюисе. Все больше американских студентов в Оксфорде начали ходить по памятным местам Толкина и Льюиса и затем привозили это увлечение домой в Штаты (учитывая эту тенденцию, на туристические карты Оксфорда нанесли точное место, где находился «Орел и ребенок»).

В Штатах Льюиса всегда ценили выше, чем в Англии, хотя он никогда там не бывал. Отчасти причиной тому интеллектуальная и культурная аура Оксфорда именно в глазах американцев. Льюис принадлежит к элитной группе авторов детских книг и по совместительству оксфордских донов — в эту группу входят Льюис Кэррол и Дж. Р. Р. Толкин. Кембриджский период Льюиса большинство американских комментаторов словно и не замечает, и частенько именуют его попросту «оксфордский дон».

Но не только этот культурный имидж обеспечил Льюису популярность в США: религиозная составляющая тоже очень важна. Ему доверяют и его уважают многие американские христиане, возведшие Льюиса в ранг своего богословского и духовного наставника. Он покоряет сердца и умы, открывая уму и воображению такие богатства христианской веры, какие трудно было бы найти у другого автора. Сам Льюис в радиобеседах времен Второй мировой войны подчеркивал, что он всего лишь образованный мирянин, который через голову клириков обращается напрямую, в доступной форме, к рядовым христианам. Он идеально совпал с потребностями и возможностями мирян любой деноминации, которые желали глубже исследовать свою веру.

Любой деноминации. Остановимся на этом принципиальном моменте. В 1960-е годы появились первые признаки того, что границы внутри американского протестантизма стираются. Протестанты все чаще обозначали себя в первую очередь как христиане и лишь во вторую очередь по деноминациям, то есть принадлежность к определенной деноминации утратила значение для самоидентификации[770]. Пресвитерианин, переехав в другой город, мог перейти к методистам, если местная община методистов предлагала лучший детский сад или если ему приходился по душе проповедник. Деноминации стали казаться менее важными по сравнению с проповедью и заботой об общине. Семинарии также начали отбрасывать специфические конфессиональные названия. Так, протестантская епископальная богословская семинария в Виргинии превратилась в Виргинскую богословскую семинарию. Льюисова концепция «Просто христианства» полностью вписывалась в этот тренд, и Льюис сделался чрезвычайно популярен во всех деноминациях именно потому, что он не отстаивал какую-то конкретную форму христианства. Его «Просто христианство» стало манифестом нового христианского движения, сосредоточенного на основах веры, а все прочее считавшего второстепенным.

Американские католики взялись читать Льюиса после Второго Ватиканского собора (1962–1965). Этот эпохальный собор, созванный папой Иоанном XXIII (1881–1963), ставил себе целью воссоединить католичество с другими церквями и поощрить более глубокое общение с современной культурой. Прежде католики сомневались в ортодоксальности и пользе работ, написанных представителями других конфессий. Собор научил католиков читать и уважать некатолических писателей, таких как Льюис. Кроме того, католики ценили в Льюисе близкого друга Дж. Р. Р. Толкина и почитателя Г. К. Честертона, в ортодоксальности которых ни малейших сомнений быть не могло. Известные американские католики, в том числе кардинал Эвери Даллес (1918–2008) и Питер Крифт (род. 1937), стали рекомендовать Льюиса как «просто христианина», к которому и католикам стоит прислушаться. Многие неофиты, обратившиеся в католичество за последние два десятилетия, называли Льюиса в числе основных влияний, хотя собственные корни Льюиса — ольстерский протестантизм[771].

Но есть и еще один момент, о котором слишком часто забывают, хотя он чрезвычайно существенен для современных американских католиков. «Просто христианство» избегает не только «войны деноминаций», но и тех злоупотреблений властью и привилегиями, что слишком часто возникают, когда для конфессий и в особенности для их лидеров самосохранение оказывается важнее блага самой христианской веры. Льюис представлял мирскую форму христианства, где не выпячивается роль клириков и церковных институтов. Из разговоров с американскими католиками я понял, что многие, все более разочарованные недостатками своих епископов и епархий, обретают в Льюисе голос, который помогает им сохранить веру, не поддерживая при этом институты, которые, по их мнению, в последние годы лишь бросают тень на нее. Станет ли Льюис голосом тех, кто требует реформ и обновления слишком клерикализованных церквей?

Очевидно, что труды Льюиса обрели сейчас новую аудиторию, намного шире первых его почитателей. Он воспринимается как заслуживающий доверия, интеллигентный и, самое главное, доступный представитель привлекательной как с богословской, так и с культурной точки зрения разновидности христианской веры. Даже то обстоятельство, что для Соединенных Штатов Льюис чужак, сказывается в его пользу: он превращается в объединяющую фигуру, возвышающуюся над местными деноминационными спорами и раздорами. Льюис оказался редчайшим явлением — современным христианским автором, вызывающим уважение и любовь у христиан самых разных традиций.