Глубинная магия: искупление в Нарнии

Одна из важнейших богословских проблем христианства — истолкование крестной смерти Христа, особенно в ее связи со спасением человечества. Такой подход к пониманию Креста, традиционно именуемый «теориями искупления», на протяжении многих столетий играл центральную роль в христианских дискуссиях и спорах. И свой рассказ о смерти Аслана от руки Белой Колдуньи Льюис помещает в этот контекст. Но какой именно из этого разнообразия идей следует сам Льюис?

Прежде чем ответить на этот вопрос, нужно напомнить, что Льюис не был профессиональным богословом и не обладал специальными познаниями об исторических спорах по этому вопросу внутри христианской традиции. И все попытки связать Льюиса, к примеру, со средневековой дискуссией Ансельма Кентерберийского и Пьера Абеляра нельзя назвать плодотворными. Льюис знал богословские теории в том виде, в каком они воплотились в литературе, так что, исследуя его идеи об искуплении, нам следует обратиться не к профессиональным богословам, но к английской литературной традиции, к таким произведениям, как «Видение Петра Пахаря», «Потерянный рай» Мильтона или средневековые мистерии. Здесь мы найдем те мысли и переживания, которые Льюис вплетает в рассказ о Нарнии.

Первое обсуждение различных подходов к искуплению у Льюиса обнаруживается в «Страдании» (1940). Льюис утверждает, что любая теория искупления вторична по отношению к его реальности. «Эти глубины, наверное, прекрасны, — замечает Льюис, — но для меня они темны, а новых мне не выдумать»[620].

К этой теме Льюис вернулся в радиобеседах 1940-х годов. Он замечает, что, прежде чем стал христианином, он думал, что христиане обязаны занимать определенную позицию в вопросе о смысле смерти Христа и особенно насчет того, как эта смерть принесла нам спасение. Одна теория состояла в том, что люди заслужили наказание за свои грехи, но «Христос вызвался принять наказание вместо нас, и потому Бог нас помиловал». Но после обращения Льюис осознал, что теории, объясняющие искупление, менее значительны, чем оно само:

Впоследствии я понял, что ни эта теория, ни какая-либо другая не равны христианству. Основа христианской веры заключается в том, что Христос своей смертью каким-то образом примирил нас с Богом и позволил нам начать с чистого листа. А разные теории насчет того, как именно это произошло — другое дело[621].

Иными словами, «теории искупления» не составляют суть христианства, они лишь — различные попытки объяснить, как оно работает. Мы видим здесь характерное для Льюиса сопротивление примату теории над богословской или литературной реальностью. Вполне возможно принять то, что сделал для нас Христос, не задаваясь вопросом, как ему это удалось. Все теории вторичны по отношению к тому, что они объясняют:

Нам сказано, что Христос распят за нас, что его смерть омыла наши грехи и что, умерев, он вырвал у смерти ее «ж а л о». Это — формула. Это — христианство. В это надо верить. Любые теории о том, как смерть Христа сделала все это возможным, с моей точки зрения, — вторичны: они лишь чертежи и диаграммы, от которых можно без ущерба отказаться, если они нам не помогают, и, даже если они помогают, их не следует путать с той сутью, которой они служат[622].

Эти рассуждения вовсе не вступают в конфликт с тем фактом, что в итоге Льюис принимает некую теорию — они лишь задают этой теории конкретные рамки, утверждая, что она подобна чертежу или диаграмме, «от которых можно без ущерба отказаться».

Одна из самых шокирующих сцен в «Льве, колдунье и платяном шкафе» — смерть Аслана. В то время как Новый Завет утверждает, что смерть Христа искупила все человечество, у Льюиса смерть Аслана сначала спасает одного и только одного человека — Эдмунда. Этот слабый и податливый мальчик сделался орудием Белой Колдуньи. Опасаясь, что с появлением в Нарнии людей ее владычеству придет конец, ведьма попыталась устранить пришельцев, использовав ничего не подозревавшего Эдмунда в качестве «двойного агента». Ради замечательных сладостей, которыми его угощала Колдунья, Эдмунд предал своих сестер и брата. Этот акт предательства оказался — с богословской точки зрения — поворотным моментом.

Белая Колдунья потребовала встречи с Асланом и заявила, что Эдмунд, как всякий предатель, принадлежит ей. Она получила право на его жизнь и намеревалась осуществить это право. Закон магии, вложенной в Нарнию от самых начал Императором-за-Морями, давал ей право заявить: «Каждый предатель принадлежит мне. Он — моя законная добыча, за каждое предательство я имею право убить»[623]. Эдмунд принадлежит ей. Его жизнь висит на волоске. Белая Колдунья жаждет его крови.

И тогда Лев заключает с Колдуньей тайную сделку, дети об этом ничего не знают. Аслан соглашается заменить Эдмунда собой. Не догадываясь о том, что должно произойти, Люси и Сьюзен следуют за Асланом, когда он идет в сторону горы, где находится Каменный Стол — там его свяжут и он приготовится к смерти от рук Белой Колдуньи. Эта сцена столь же трогательна, сколь ужасна, и во многих деталях (хотя далеко не во всех) совпадает с евангельским рассказом о последних часах Христа в Гефсиманском саду и о распятии. Аслана убивают перед толпой зевак, издевающихся над его предсмертными страданиями.

И дальше, в одной из самых трогательных сцен во всей семичастной истории Нарнии, рассказывается о том, как Сьюзен и Люси приблизились к мертвому льву, встали перед ним на колени, «стали целовать его и гладить прекрасную гриву, вернее, то, что от нее осталось. Они плакали, пока у них не заболели глаза»[624]. Здесь талант Льюиса-рассказчика достигает кульминации, он пробуждает в нашем воображении темы и образы средневекового оплакивания Христа, такие как классическая Piet? (изображение мертвого Христа на коленях у Марии) или церковное песнопение Stabat Mater Dolorosa, передающее боль и скорбь Марии на Голгофе, когда Христос умирал на ее глазах.

А потом вдруг — внезапная перемена, преображение. Аслан воскресает. Свидетельницы этого драматического момента — только Люси и Сьюзен, опять-таки параллель к евангельскому повествованию, где первыми свидетельницами воскресения Христа оказались три женщины. Девочки изумлены и счастливы, бросаются к Аслану и осыпают его поцелуями. Что же произошло?

— Но что все это значит? — спросила Сьюзен, когда они немного успокоились.

— А вот что, — сказал Аслан, — Колдунья знает Тайную Магию, уходящую в глубь времен. Но если бы она могла заглянуть еще глубже, в тишину и мрак, которые были до того, как началась история Нарнии, она прочитала бы другие Магические Знаки. Она бы узнала, что когда вместо предателя на жертвенный Стол по доброй воле взойдет тот, кто ни в чем не виноват, кто не совершал никакого предательства, Стол сломается, и сама смерть отступит перед ним[625].

Итак, Аслан жив, и Белая Колдунья не имеет больше власти над Эдмундом. А дальше произойдут и другие чудеса. Двор замка Белой Колдуньи заполнен статуями — окаменевшими нарнийцами, на которых Колдунья наложила заклятье. Воскресший Аслан ломает ворота замка, врывается в его двор, своим дыханием оживляет статуи. И во главе армии спасенных нарнийцев выходит из ворот этой некогда грозной крепости, чтобы сразиться за свободу Нарнии. Драматическая развязка — именно такая, какой жаждет читатель.

Но откуда взялись эти образы и идеи? Все они происходят из средневековых текстов, и не из богословских трудов, которые чаще относятся к визионерским и драматическим повествованиям скептически, но из популярной религиозной литературы той эпохи, которая с удовольствием расписывала, как Христос перехитрил Сатану[626]. В этих популярных «теориях» искупления Сатана по праву владеет погрязшими в грехе людьми, и Бог не может никакими законными средствами вырвать человечество из его лап. Но что если Сатана выйдет за пределы своих законных прав и потребует жизнь Невинного — потребует жизнь Христа? Ведь Бог, воплотившийся в человеке, свободен от греха.

Знаменитые мистерии Средневековья, такие как цикл, исполнявшийся в Йорке в XIV–XV веках, изображали в форме драмы, как хитрый и ловкий Господь заманивает Сатану в ловушку: тот хапает сверх своих прав — и лишается всего. Заносчивый Сатана под радостные вопли горожан получает заслуженную взбучку. Центральная тема этого общенародного толкования искупления — «сокрушение Ада», драматическая сцена, в которой воскресший Христос сокрушает врата Ада и освобождает всех, кто здесь томился[627]. Таким образом все человечество было освобождено смертью и воскресением Христа. В Нарнии первым смертью Аслана спасен Эдмунд, но затем возвращаются к жизни и многие другие: те каменные статуи, которых воскрешает своим дыханием Аслан.

«Лев, колдунья и платяной шкаф» содержит все основные темы этой средневековой драмы искупления: Сатана обладал правами на падшее человечество, Бог перехитрил Сатану, использовав безгрешность Христа, и вот врата ада сокрушены и оттуда выходят освобожденные узники. Все образы пришли из великих средневековых текстов, из той воплощенной в литературе популярной религии, которую Льюис так высоко ценил.

Так как же нам понять такой подход к искуплению? Большинство богословов присматриваются к художественному описанию искупления у Льюиса с кротким изумлением, считая его запутанным и неточным. Но при этом они упускают из виду и характер источников, которыми пользуется Льюис, и его замысел. Великие средневековые мистерии стремились приблизить к зрителям богословские абстракции и ради этого старались быть занимательными и увлекательными. Льюис привносит в эту задачу собственное понимание, но исторические корни и обращенность к воображению — все те же.