Агент с безобидной миссией

– Павел Андреевич!

– Да?

– Вы шпион?

– Видишь ли, Юра…

Из фильма «Адъютант его превосходительства»

Это многозначительное «Видишь ли, Юра…» – мостик для перехода к рассказу о литераторах-разведчиках в родном отечестве. В среде русских образованных людей сотрудничество с жандармами, которые занимались разведкой и контрразведкой, даже военной, вплоть до 1917 года считалось делом низким и неприемлемым. И всё же между интеллигентами находились люди, которые понимали важность разведывательной работы в интересах страны.

«С 1832 года Третье отделение стало создавать сеть зарубежных агентов, в функции которых входило не только наблюдение за ситуацией в западноевропейских странах и находящимися там русскими, но и контрпропаганда за рубежом». Так, агентом Третьего отделения собственной его императорского величества канцелярии – высшего органа политической полиции Российской империи в правление Николая I и Александра II (с 1826 по 1880 год) – во Франции долгое время был литератор Яков Николаевич Толстой (1791–1867) – офицер и весьма заметный в то время поэт, возглавлявший литературное общество «лихих рыцарей, друзей свободы и вина», получившее название «Зелёная лампа» в честь абажура, под которым участники кружка собирались в доме его председателя Никиты Всеволожского. Пушкин посвятил ему «Стансы»:

Философ ранний, ты бежишь

Пиров и наслаждений жизни,

На игры младости глядишь

С молчаньем хладным укоризны…

В 1817 году Яков Толстой был назначен старшим адъютантом дежурного генерала (начальника административной службы) Генерального штаба А.А. Закревского. Через руки молодого капитана проходили распоряжения и приказы для всей русской армии.

Для поправки здоровья он уехал во Францию, стал печатать в русских журналах статьи о французской литературе, а во французской прессе – о русской. Но главным его заданием было собирать сведения о том, как относились к России французы и как вели себя во Франции русские. О важности русской печатной контрпропаганды за рубежом говорил своим начальникам Фёдор Иванович Тютчев, служивший по дипломатическому ведомству, и даже подал через Третье отделение подробную на эту тему записку, однако его замыслы потонули в бюрократической пучине.

После восстания декабристов имя Толстого попало в следственные дела, и весной 1826 года он получил предписание вернуться в Россию. Толстой отказался и был уволен со службы, фактически став «невозвращенцем» и потеряв все права на армейский пенсион и дворянские привилегии. Для него начался самый тяжёлый период жизни – лишившись средств к существованию, перестав получать деньги из России, он кормился литературным трудом, но был разборчив: для парижских изданий писал правду о России тогда, когда отношение Европы к нашей стране подверглось резкому охлаждению: Франция не могла простить России Венского мира, лишившего её всех завоеваний Наполеона, и была резко настроена против внешней политики Николая I. С середины 1820-х годов в Париже стали появляться антирусские памфлеты, принижающие не только существующее в России правление, но и её историю и национальные черты. Толстой выступил на защиту престижа своей страны.

В августе 1836 года граф Мещерский передал Толстому вызов в Петербург, полученный от генерала Бенкендорфа, который подал царю доклад «о желательности использования Якова Толстого в сношениях с французскими журналистами». Царь утвердил это решение, приказав послу России во Франции графу Петру Петровичу Палену выплатить Толстому 10 тысяч рублей из посольских средств для того, чтобы расплатиться с многочисленными кредиторами. В ответном письме от 8 ноября 1836 года Пален открыто писал Бенкендорфу о необходимости иметь в Париже «агента с безобидной политической миссией, чтобы втайне обрабатывать местную прессу и заводить с нею связи без огласки, под прикрытием служебных обязанностей. Таким агентом может быть Яков Толстой, который уже двенадцать лет защищает и политические интересы России. Он не покажется французам подозрительным и сможет с успехом бороться с распространяемыми о нас заблуждениями и клеветой».

Сам Толстой прекрасно понимал подлинный смысл своей предстоящей работы. В октябре 1837 года Толстой заступил на свою должность, которую исследователь пушкинского времени Б.Л. Модзалевский охарактеризовал так: «Должность его была загадочная и неопределённая».

Занимаемое им место не относилось к служебным, но он получал чины и ордена. Личное его дело хранилось в Министерстве просвещения, но он числился по особым поручениям в Третьем отделении. Сам он говорил о своей должности как о «единственном месте, не определённом штатами, – для защищения России в журналах и опровержения противных ей статей». Ежегодно он посылал в Петербург депеши, которых в архиве Министерства просвещения не оказалось. Корреспонденция Толстого из Парижа была обнаружена в архиве Третьего отделения уже после 1917 года. Помимо регулярных обзоров европейской прессы и годовых отчётов она включает также рапорты и памятные записки, освещающие его разведывательную деятельность во Франции. Успех деятельности Толстого отметил прибывший в Париж в декабре 1838 года чиновник по особым поручениям Третьего отделения А.А. Сагтынский, ведавший заграничным политическим сыском.

Через свои связи Толстому удавалось предотвращать издание во Франции сочинений, в которых российская действительность подвергалась критике людьми, хорошо знавшими её изнутри. Так, в 1839 году, когда в «Журналь де деба» начали выходить очерки о России одного из потомков рода Демидовых, оказавшегося во Франции, Толстой провёл с автором «разъяснительную беседу», после которой публикации прекратились. В глазах большинства русских, обитавших в Париже, он слыл чудаковатым и хлебосольным эмигрантом, ведущим праздную жизнь на деньги, присылаемые из родового имения. Он завоевал доверие Бакунина и внимательно следил за его связями с польскими и немецкими революционерами, включая молодого Карла Маркса.

В феврале 1848 года, когда во Франции началась революция, о приближении которой Толстой писал с 1844 года, ему пришлось срочно покинуть Париж и перебраться в Брюссель. При обыске в архивах МВД и префектуре Парижа новое революционное правительство обнаружило документы, косвенно свидетельствующие о контактах французской полиции с Третьим отделением, которые шли через Толстого. Однако, когда схлынула первая волна революционной активности, оказалось, что в министерства и парламент Франции пришли многие прежние друзья Якова Толстого. Он снова вернулся в Париж и с неутомимостью развил активную деятельность, почти ежедневно направляя в Россию краткие шифровки.

Вершиной профессиональной карьеры Толстого стала его разведывательная деятельность во время Севастопольской кампании Крымской войны. Еще в конце 1840-х годов ему удалось завербовать некоего Паскаля, секретаря известного военного теоретика генерала Жомини, долгое время состоявшего на русской службе. С приходом к власти Наполеона III ярый бонапартист Паскаль стал его военным секретарём… и наиболее осведомлённым агентом России в окружении императора Франции. В Севастопольскую кампанию через Паскаля шла вся военная информация, за которую Толстой платил часто и щедро. После подписания в 1856 году мирного договора Толстой вернулся в Париж на прежнюю должность. Ему было уже шестьдесят пять лет, и от разведывательной деятельности он всё больше отходил в сторону литературно-исторических трудов. В 1860 году он написал биографию многолетнего посла России во Франции графа П. Киселёва, в 1861 году опубликовал очерки истории Польши, занимался переводами на французский русских поэтов, прежде всего Пушкина. С 1847 года он собирал старинные рукописи и посылал их в Россию в распоряжение Министерства просвещения, за что в прибавление к многочисленным орденам получил личную награду монарха – бриллиантовый перстень.

В июне 1866 года Яков Николаевич попросил об отставке, будучи в генеральском чине тайного советника – по табели о рангах он был статским генералом, – и получил пенсию в две тысячи рублей в год. Толстой скончался в Париже в возрасте семидесяти пяти лет, в полном одиночестве, не оставив прямых наследников. Он был скромно похоронен на Монмартрском кладбище, вблизи могил Берлиоза и Гейне. Его могила сохранилась до сих пор.