Том Вулф[137]

Родившийся в 1931 году в Ричмонде один из крупнейших летописцев Америки заметил в шестидесятые годы, что, надевая белый костюм, он становился мишенью журналистов. Это избавляло его от необходимости пространно объяснять им, почему он написал ту или иную книгу. Его белый костюм был одновременно притчей во языцех, объектом для зубоскальства, броней и маневром для отведения глаз[138].

Сижу напротив этакого Эдди Баркли[139] от литературы и осознаю, что расчет его действует безотказно. Вот уже четверть часа, как мы обсуждаем его доспехи. Когда я имел неосторожность напомнить ему, что он одевается, как Марк Твен, он заметил, что, принимая решение одеваться во все белое (стояла нью-йоркская зима, а значит, белый костюм выглядел еще нелепее, чем сейчас, на фоне голубого парижского неба), он не знал об этой пощечине общественному вкусу со стороны автора «Гекльберри Финна», который, в свою очередь, заявил: «Я не хочу иметь претенциозный вид, но мне не помешает, если на меня будут обращать внимание». С тех пор это стало его девизом.

Т. В. Фраза, которую я чаще всего слышу, меня забавляет: «Да что он о себе воображает!» Я недавно и машину перекрасил в белый. Сиденья из белой кожи, пол из белого винила, даже дверные ручки и шины белые. Похоже на фарфоровый сервиз на колесах.

Ф. Б. У вас вид старого сутенера, отправляющегося на собственную свадьбу!

Он смотрит на меня ошарашенно и, наверно, думает: «Да что он о себе воображает!» Потом, догадавшись, что я строю из себя его самого, разражается смехом. Хе-хе-хе! Я рад, что развеселил своего учителя. Это что касается костюма. Переходим к содержанию.

Его последний роман называется «Я, Шарлотта Симмонс». Это история девушки — прилежной и аккуратной, примерной ученицы, немного зажатой, которая приезжает в кампус престижного американского университета (в романе заведение называется Дюпон, но в реальности это либо Гарвард, либо Стэнфорд). Шарлотта падает с небес на землю — как и все герои Вулфа (возьмите золотого мальчика в «Кострах амбиций» или богатея-риелтора из «Мужчины в полный рост»). Эта тихая студенточка видит своими глазами, что такое высшее образование для будущей мировой политической и экономической элиты: отбор по гендерному принципу, презрение к интеллигентам, непрекращающиеся попойки, оргии, футбол и блевотина. Когда в связи с этой книгой поминают «Правила секса», второй роман Брета Истона Эллиса, рисующего приблизительно ту же картину упадка нравов, Вулф утверждает, что не читал его, хотя и признает, что его книга вписывается в череду английских «campusnovels» от Кингсли Эмиса до Дэвида Лоджа. «Я, Шарлотта Симмонс» затрагивает в высшей степени актуальные проблемы, и я рад, что писал об этом романе в «Фигаро-магазин», потому что знаю: этот журнал читают и в кампусе Высшей коммерческой школы (в Жуи-ан-Жоза), и в Высшей школе экономических и коммерческих наук (в Сержи-Понтуаз). Молодежь, которой в будущем предстоит руководить крупными предприятиями, вместо учебы занята исключительно тем, что пьет и трахается, — иначе говоря, в упор не желает видеть мир, которым скоро будет вертеть по своему усмотрению. Вот этот-то период веселых каникул, разгульной вольницы и описывает на шестистах страницах Том Вулф.

Элегантному семидесятипятилетнему денди пришла в голову гениальная мысль: расквитавшись с биржей и расовыми конфликтами, обратиться к основам американского общества, к машине, которая штампует упакованных в костюмы и галстуки заправил мирового капитализма. Когда я заявил ему, что он опасный антиглобалист, сторонник альтернативного мира, Том Вулф усмехнулся: «На последних выборах я, однако ж, проголосовал за Джорджа Буша». Конечно, отозвался я, потому что Буш — бывший алкоголик и наркоман, как и ваши герои!

Т. В. Не ищите в моих романах подрывных тенденций. Я никогда не занимаю никакой политической позиции. У меня исключительно журналистская стратегия: моя задача — информировать.

Я продолжаю гнуть свою линию про миссию художника: «Как вы отреагируете на фразу Фассбиндера: „Если невозможно что-то изменить, надо хотя бы это описать“?»

Т. В. Красиво сказано. Я совершенно с ним согласен. Я вовсе не думаю, как Джордж Оруэлл, что искусство призвано изменить мир. Нет, только показать.

Интересно, основоположник «новой журналистики» шестидесятых годов, автор безумных репортажей, таких как «Acid Test»[140] (про хиппи) или «Из чего сделаны герои» (про астронавтов), смотрел ли он недавний фильм о Трумене Капоте[141], отце «невымышленного романа»?

Т. В. Нет. Но могу сказать, что Капоте был великим мистификатором. Однажды, когда я сидел у него в гостях, он двадцать минут рассказывал мне, какая у него есть вещица, произведение искусства, которое принадлежало королеве Англии. Когда я вышел на улицу, то в одной лавочке обнаружил сорок таких же точно вещиц, выставленных на продажу! Он постоянно кичился знакомством со знаменитостями и рассказывал о них небылицы. Это был гениальный романист, но как журналисту ему нельзя было верить.

Сейчас в Штатах такого рода мистификации в моде: Джеймс Фрай соврал относительно своего тюремного прошлого, ЖТ ЛеРуа[142], начинающий двадцатилетний писатель, оказался сорокалетней женщиной… Что думает об этом Том Вулф?

Т. В. Автобиография — одна из форм вымысла.

Свою биографию он писать не стал. Мир интересует его больше, чем собственный пуп. Том Вулф никогда не отходил от этого принципа: литература — способ сказать правду о своем времени. К «Windows on the World» я взял эпиграфом его фразу: «Писатель, который не пишет реалистических романов, ничего не понимает в перипетиях нашей эпохи». Он поблагодарил меня за то, что своим эпиграфом я возвел его в ранг мертвецов, и я ответил: «Нет, вам не нужно умирать, чтобы сделаться великим».

Я заказал бокал «Пюлиньи-монраше», он — бутылку «Эвиан». Я поинтересовался, зачем ему совершать рекламное турне, почему он не спрячется от мира, как Сэлинджер, а он в ответ рассказал мне байку про корнуоллского отшельника: «В 1965-м я написал в „Геральд трибьюн“ статью по поводу „Нью-йоркера“, где, как известно, Сэлинджер начинал как писатель. Сэлинджер почувствовал себя уязвленным и телеграфировал в газету: „Этого Тома Вулфа надо выбросить на помойку“. Если не ошибаюсь, это был последний из опубликованных им текстов!»

Какой смысл уходить в подполье? Надо просто делать свое дело, смотреть вокруг, слушать, быть внимательным к мелочам — и не важно, белые у тебя башмаки или черные.

Ф. Б. Мистер Вулф, позвольте задать вам последний вопрос: почему вы не написали роман про 11 сентября?

Т. В. Я в этот момент как раз писал «Шарлотту Симмонс». В некотором роде это роман о молодежи, которая одевается как маленькие дети и не думает ни о чем, кроме социального статуса и комфорта… Возможно, эта книга объяснит то мнение, которое складывается о нас в мире.

Том Вулф — писатель без определенной политической и нравственной позиции, но это величайший писатель своей эпохи, бескомпромиссный и острый. Он ведет свою биографию от Бальзака. Том Вулф — великий французский писатель!

25 марта 2006 г.