Джей Макинерни III

В плане литературной стилистики и потребления спиртного Джей Макинерни вдохновляется примером Скотта Фицджеральда. У нас с ним стало традицией, всякий раз, как он приезжает в Париж, заглядывать в ресторанчик «Дружище Луи». Американцы в восторге от этого заведения, оно напоминает им дни Освобождения: по виду это нелегальная лавочка, закупающая провиант на черном рынке, которую содержат контрабандисты. С возрастом начинаешь усваивать привычки старого холостяка: ценишь, когда тебя встречают при входе гарсоны в белых пиджаках, отмечаешь, как легко подхватывают они твое пальто и, минуя головы посетителей, ловко швыряют его на полку, какие бывают в поездах дальнего следования; заказываешь всегда одни и те же блюда: улиток, лягушек, фуа-гра, испанский хамон «пата негра», бресскую пулярку, жареную говядину на косточке; а по части вина колеблешься между бордо лучших лет и неожиданными открытиями, — правда, первые всегда побеждают. Моя дружба с Макинерни восходит к 2003 году, когда, беря у него интервью, я вытащил его из претенциозного ресторана «Китчен Гэлери» и, можно считать, силой привел в «Аллар» (еще до того, как это заведение выкупил Ален Дюкасс). Как оказалось, звезда нью-йоркского литературного авангарда был безмерно рад оказаться в старом парижском бистро, где тебе без всяких выкрутасов подадут и лягушек, и улиток и зальют это все старым добрым «живри». Полуночники, независимо от того, кто они — французы или американцы, нуждаются в сытных и питательных блюдах для восстановления сил. Обитатели Сен-Жермен-де-Пре, как и жители Гринвич-Виллидж, любят старые камни, запах плесени, опилки на полу, в которых шныряют мыши; традиции, которые излечивают от комплекса вины после загульной ночи и убеждают, что все хорошо и жизнь удалась. Последствия неумеренных возлияний мгновенно исчезают от вида старых стен и ко всему привыкших гарсонов. И нет ничего хуже для поглощенного саморазрушением писателя, чем стальной табурет, треугольная тарелка и музыка лаунж. Ему нужны глубокие кресла, огонь в камине, оленьи головы по стенам, тишина и забвение. Что еще сблизило меня с Макинерни — это щенячий восторг от Скотта Фицджеральда, угрюмый цинизм, замешенный на сарказме, вечеринках с танцами и пьяными женщинами в длинных платьях, а также другие мелочи, от которых невозможно излечиться.

В своих хрониках дегустатора для «Уолл-стрит джорнэл», собранных воедино и переведенных на французский Софи Бриссо, Макинерни пишет, что «пойяк» источает «аромат свежезаточенного карандаша», а «кондрийе» напоминает «таитянские полотна Гогена», в то время как «о-брион» — и этот образ представляется мне самым ярким — «пахнет коробкой из-под сигар, в которой хранятся сигара „монтекристо“, черный трюфель и раскаленный добела кирпич, балансирующий на старом потертом седле». Так что я возлагаю на него ответственность по выбору первой бутылки.

Дж. М. «Бран-кантенак» 2005 года чудо как хорошо, но оно слишком дорогое! Предлагаю взять «виржини-де-валандро» 1998 года.

Луи, хозяин заведения. Виржини была добрая, она работала медсестрой в Бордо, лечила воспаление ногтя. Bonita, bonita!

Дж. М. Это второе по качеству вино замка Валандро, очень любопытное. Его делает мелкий производитель района Сент-Эмильон. (Дегустирует.)

Луи. Это лучшее домашнее вино в мире. Оно восхитительно. Его вкус все уже давно забыли.

Дж. М. It’s fantastic! Зачем переплачивать и выкладывать целое состояние, если это вино великолепно? Двойное удовольствие.

Луи. Bob Parker[322] likes it.

Дж. М. Я хорошо знаю Роберта. Вы в курсе, что он ушел на пенсию?

Ф. Б. Давайте не будем о грустном.

Дж. М. Поздравляю тебя с новой женитьбой. Это уже третья, да? (Обращаясь к Лоре, моей невесте.) У меня удачным оказался четвертый брак.

Лара. У меня это первый!

Дж. М. Тогда не страшно, имеешь право на ошибку!

Ф. Б. А не поменять ли нам тему? В последний раз мы виделись в Нью-Йорке, на встрече Нового года, 2013-го, дома у Брук Шилдс. Помню, там была красивая пара, оба актеры: Оливия Уайлд и Джейсон Судейкис, которых ты попытался разлучить. Ты тогда в стельку напился и закончил ночь у Кортни Лав… Вот как надо сыпать именами, чтобы задать тон ужину!

Дж. М. Брук живет со мной по соседству, мы добрые друзья. Что касается Кортни… она вообще никогда не спит! Мм… Это вино подобно хорошенькой библиотекарше.

Ф. Б. Читая твою книжку, я обратил внимание, что ты любишь сравнивать вино с актрисами.

Дж. М. Попробуй-ка его… Некоторые вина изящны, как Кейт Мосс, иные пышны а-ля Памела Андерсон. Но это напоминает мне… Фредерика Бегбедера. Это мужественное вино! Эротичное и при этом интеллектуальное! Сексуальное — и с бородой! Знаешь, сегодня в вестибюле отеля я нашел журнал со статьей, посвященной твоей бороде! Клянусь тебе!

Моя невеста и Джей без зазрения совести надо мной потешаются и хихикают, как гиены. Да будет вам известно, дорогой друг и читатель журнала «Люи», что эти мои ежемесячные интервью — сущий ад, закамуфлированный россыпью роз. Я вынужден постоянно терпеть нелицеприятные шуточки моих гостей. Но статус журналиста подобен духовному сану. В обмен на членский билет Международного союза журналистов я дал торжественную клятву и не отступлю перед трудностями, до последнего вздоха исполняя свой журналистский долг, даже если для этого мне придется съесть лишнюю порцию телячьих почек. Но слава богу, вот наконец и Виктория Оллокуи, явившаяся составить нам компанию. Для самых преданных читателей сообщаю, что Виктория — актриса баскских кровей, которая в третьем номере журнала «Люи» выступила в роли «девушки из соседнего подъезда».

Ф. Б. Джей, позволь представить тебе Викторию, она позировала нагишом для нашего журнала. Виктория, а где твой жених?

В. О. На Мартинике.

Дж. М. Это значит, что он вряд ли вернется к вечеру?

(Смеются.)

В. О. Джей, а где ваша жена?

Дж. М. О! Очень далеко отсюда! В Нью-Йорке.

(Смеются.)

Ф. Б. Какая печальная история, две одинокие души, затерянные в недрах ночного Парижа…

Дж. М. Так, значит, вы разделись для журнала «Люи»?

В. О. Ну да. Если хочешь, я пришлю тебе этот номер.

Дж. М. Это будет, наверное, мой единственный шанс увидеть вас обнаженной!

(Смеются.)

В. О. О, я всерьез вошла в роль! Фотограф (Оливье Зам) бурно дышал. И все время повторял: «Секси, секси…»

Ф. Б. «А ну-ка, выгнись!» Как это сказать по-английски?

Дж. М. «Arch your back». Мне нравится ваш журнал, потому что фото там не такие порнушные, как в «Пентхаусе» и «Хастлере». Эти два журнала мне не очень нравятся. Когда их листаешь, чувствуешь себя гинекологом.

Ф. Б. А мне интересно, почему «Дружище Луи» пользуется такой популярностью у американцев. В Нью-Йорке что, нет таких ресторанов?

Дж. М. Ни одного. «Дружище Луи» неподражаем. А в Нью-Йорке и фуа-гра имеет другой вкус, и цыплята не те… Есть какие-то рестораны, которые пытаются воссоздать парижскую атмосферу, например «Уэйверли-Инн» (помнишь, мы вместе ходили?), но только и они ни в какое сравнение не идут. Здесь, в Париже, один журналист из «Монда» повел меня в «Репер де Картуш» — тоже оказалось недурно. Кроме того, тут у вас есть одно хорошее заведение, открытое американским поваром, «Спринг-а-Пари» называется, там очень креативная кухня…

Ф. Б. Да, «Спринг», судя по всему, скоро получит свою звезду в мишленовском путеводителе. Но я малость побаиваюсь экспериментов. В плане еды я как-то не готов выступать в роли подопытного кролика.

Дж. М. Я читал твою статью в «Люи», где ты говоришь, что искусство — это многотысячелетняя череда обнаженных женщин. Я смеялся до слез!

Ф. Б. Но ты во время нашей беседы имеешь право сидеть одетым. Вернемся к твоей книге: французы будут от нее в восторге, потому что ты говоришь, что наши вина лучшие в мире. А в Калифорнии что, хороших вин нет?

Дж. М. Ничего, что могло бы сравниться с вашими. Американские вина из долины Напа похожи на американское высокобюджетное кино: тебя развлекают, а думать не заставляют. Французские вина гораздо сложнее.

Ф. Б. (Смеется.) Так вот почему я так люблю американское кино!

Дж. М. А я по той же причине люблю французское кино. Америка сегодня слишком изолирована от мира в культурном плане. Я выдерживаю баталии, чтобы у нас переводили больше французских, немецких, итальянских романов. Америка мне сейчас очень не нравится. Я вообще хочу, чтобы Манхэттен стал независимым государством! Иначе я перееду во Францию.

Ф. Б. Забавно, потому что многие французы, наоборот, хотят уехать из Франции — по причине огромных налогов… А еще из-за общей депрессивной атмосферы, из-за кризиса, конца которому не видно… И тут вдруг к нам в гости намылились американцы, как в сорок четвертом!

Дж. М. По правде говоря, в настоящее время мне немного стыдно быть американцем. Это уже было не слишком приятно при Джордже У. Буше. Сейчас история повторяется.

Ф. Б. Почему?

Дж. М. Прежде всего из-за «шат-дауна», этой идиотской истории с остановкой работы правительства. Несколько недель подряд страна была парализована. ФБР не работало, научные исследования были заморожены, национальные парки закрыты… Если бы кто-то хотел кого-то убить, это был бы идеальный момент! У вас еще цветочки: ну забастовки что ни день, о’кей, но у вас хоть правительство работает! А сейчас еще выясняется, что наше ни к черту не годное правительство контролирует электронную переписку всего мира, а это уж и вовсе ни в какие ворота.

Ф. Б. Как бы там ни было, ты не вполне американец: ты же ирландец!

Дж. М. Вот потому я и люблю выпить!

Ф. Б. Ты заметил какие-нибудь изменения в Париже по сравнению с твоими предыдущими приездами?

Дж. М. Что меня несказанно огорчило — это закрытие книжного «Виллидж Войс» на улице Принцессы. На левом берегу нет больше ни одного книжного, продающего американские книги!

Ф. Б. Остался один, «Шекспир & компани», перед Нотр-Дам. Но это уже действительно последний. Ты пишешь новый роман?

Дж. М. Мне бы хотелось написать продолжение двух предыдущих: «Угасания огней» (по-вашему «Тридцатник с гаком») и «Красивой жизни». Я взял тех же персонажей, но сейчас дело происходит между 2004 и 2009 годом, между переизбраниями Буша и Обамы.

Ф. Б. А! Значит, мы снова встретимся с Расселом и Корриной Кэллоуэй, этой красивой парой! Ты поступаешь, как Брет Истон Эллис: он в своем последнем романе вывел героев первого романа, «Меньше, чем ноль».

Дж. М. Да, но только мои книжки не разделяет промежуток в двадцать лет. Мне мой замысел видится, скорее, как непрерывное повествование, роман с продолжением. Я не понял роман Брета «Императорские апартаменты», по-моему, он недоработан.

Ф. Б. Эллис не в лучшей форме. Его фильм «Каньоны» с Линдси Лохан несколько озадачивает.

Дж. М. Брет не вылезает из «Твиттера». У него сотни тысяч подписчиков, и это выжимает из него все соки… А с тех пор как он переехал в Лос-Анджелес, он зациклился на кино. Не знаю, напишет ли он еще роман. Последний был неудачным, за исключением первых десяти страниц, где снова погружаешься в его мир.

Ф. Б. А ты не боишься попасть в порочный круг, имея дело все время с одними и теми же персонажами?

Дж. М. Нет, я рад вновь обрести моих героев, я всегда хотел, чтобы это была трилогия. После истории женитьбы я хотел изучить ситуацию измены. Счастливый брак — это хорошо для реальной жизни, но неимоверно скучно для литературы.

Ф. Б. Что опять возвращает нас к Скотту Фицджеральду! Раз уж мы вместе ужинаем, я просто не могу не спросить тебя, что ты думаешь об экранизации «Великого Гэтсби», новой ленте База Лурмана.

Дж. М. Сцены празднеств сняты прекрасно, и Ди Каприо великолепен. Но сам роман невозможно перенести на экран, и новый фильм лишний раз это доказывает. В книге происходит не так много событий, главное в ней — поэзия, мы мечтаем, представляем себе этих героев, Дейзи и Гэтсби, там происходит какое-то волшебство… этот эффект достигается исключительно литературными средствами. Как только книга переносится на экран, волшебство исчезает. Особенно это касается Дейзи. Кэрри Маллиган… по правде, ей, бедняжке, не следовало соглашаться на эту роль.

Ф. Б. Ну как актрисе отказаться от такого заманчивого предложения? Конечно, Джессика Честейн или Дженьюари Джонс подошли бы куда больше для Дейзи Бьюкенен… Воздушные, недосягаемые, загадочные… Может, даже Скарлетт Йоханссон?

Дж. М. Оставь: никто не сможет сыграть волшебную Дейзи. Это женщина-мечта, ее невозможно воплотить. Даже Миа Фэрроу это не удалось.

Ф. Б. Ты смотрел «Полночь в Париже»[323]?

Дж. М. Бог мой, какое фуфло, можешь так прямо и написать в своем журнале. Из Фицджеральда и Хемингуэя сделали клоунов. Но больше всего меня возмутило, что Скотт Фицджеральд говорит «старина»! Он не мог употреблять такое допотопное обращение. Когда в романе «старина» говорит Гэтсби, в этом речевая характеристика персонажа: он выскочка неотесанный, пытающийся через фамильярность затесаться в высшее общество. Когда же Вуди Аллен вкладывает это слово в уста самого Фицджеральда, он совершает грубейшую стилистическую ошибку. У Фицджеральда нет с Гэтсби ничего общего, нельзя путать автора и персонаж! Мне нравятся у Вуди Аллена «Матч-пойнт» и «Вики Кристина Барселона», но «Полночь в Париже» — это полный отстой.

Ф. Б. Ты знаешь, что моя дочь от тебя без ума с тех пор, как ты сыграл в «Сплетнице»?

Дж. М. Это единственное, за что меня будут помнить в Америке. Я тут недавно был в Нэшвилле: ко мне подошла какая-то женщина и, трепеща, попросила фото на память: «Вы ведь играли в „Сплетнице“, правда?» Вот этим-то Париж и отличается от Америки. Сегодня ко мне дважды подошли на улице и спросили: «Вы Макинерни, вы писатель?» В Штатах со мной такого не было ни разу. Хочу во Францию!

Ф. Б. Сейчас я выключу маг и мы пойдем во «Флору», пропустим по стаканчику, но прежде я хочу рассказать конец твоего первого романа «Яркие огни, большой город». Я объясню нашим читателям, где происходит действие: улица, светает, главный герой выходит из ночного клуба, под носом кровь, он не может найти такси, у него начинается паника… И вдруг он чувствует запах только что испеченного хлеба, как в детстве. Тогда он снимает свои очки «Рэй-Бан» и отдает их булочнику за кулек горячих булочек. «Тебе надо остановиться, сделать паузу. Всему придется учиться заново».

Дж. М. Вау, ты помнишь текст! Да, кокс — страшная вещь, особенно при посторонних. Поэтому я перестал нюхать в общественных местах. Очень неприятно встречать кого-то, когда ты не держишься на ногах.

Ф. Б. В ответ мне хочется вспомнить название еще одного твоего романа… «История моей жизни»[324]!

(Все смеются.)

Ноябрь 2013 г.