Льюис принимает божественность Христа

В результате разговора с Толкином и Дайсоном Льюис смог постичь тот аспект христианства, что обращен к воображению. Это не было разбором отдельных элементов христианства, основных доктрин веры — Льюис осмыслил то цельное видение реальности, которое предлагала ему вера. В рассказе Льюиса о его духовном странствии особо описывается внутренняя борьба как раз с коренными доктринами веры, в том числе с проблемой, кем был Иисус из Назарета. Когда же состоялось это интеллектуальное исследование?

Льюис припоминает процесс кристаллизации, все большей интеллектуальной ясности, и в ходе этого процесса наконец встали на место и богословские аспекты. Рассказ об этом процессе в «Настигнут радостью» ясно указывает, что завершающий этап произошел во время поездки в зоологический сад Уипснейд, но не называет конкретных дат:

Я очень хорошо помню миг, когда я прошел последний отрезок пути, хотя едва ли понимаю, как это случилось. Однажды, солнечным утром, я отправился в зоологический парк. Вначале я еще не думал, что Иисус Христос — сын Божий; когда мы добрались до места, я твердо это знал. Я не размышлял об этом по пути[348].

Мы видим, как в очередной раз «путь» — поездка, прогулка — помогает Льюису достичь каких-то важных выводов, все словно бы само укладывается по местам, от него не требуется лишних умственных усилий. Но когда же он прошел этот «последний отрезок пути»?

Биографы Льюиса традиционно датируют «последний отрезок» 28 сентября 1931 года, когда Уорни туманным утром повез брата в Уипснейдский зоопарк в коляске своего мотоцикла. Таково единодушное мнение биографов: это и был момент обращения Льюиса в христианство[349]. В пользу этого мнения работает и замечание Уорни: мол, именно во время этой «вылазки» в 1931 году брат принял решение вернуться в церковь[350].

Если эта версия правильна, то последние этапы обращения, от момента, когда Льюис уверовал в Бога, до полного принятия христианства, можно сгруппировать таким образом:

1. 19 сентября 1931: разговор с Толкином и Дайсоном подводит Льюиса к осознанию, что христианство — «истинный миф».

2. 28 сентября 1931: Льюис приходит к вере в божественность Христа, когда едет в зоологический сад Уипснейд на мотоцикле вместе с Уорни.

3. 1 октября 1931: Льюис сообщает Артуру Гривзу, что «совершил переход» от веры в Бога к вере в Христа.

В таком сценарии процесс обращения в христианство оказывается довольно стремительным, ключевые моменты следуют друг за другом в течение десяти дней (19–28 сентября 1931). Это традиционное представление о том, как Льюис постепенно заново открывал для себя христианство, и это представление вроде бы подтверждается текстами самого Льюиса.

Разговор с Толкином и Дайсоном помог Льюису уловить отблеск творческого потенциала христианской истории, бросив свет на те вопросы, что уже некоторое время его беспокоили. Ощутив, таким образом, насколько христианство привлекательно для воображения, Льюис начал исследовать ландшафт этой веры уже рациональными способами. Рациональное исследование христианского учения следует за очарованностью, которую вызвали образы и сюжеты христианства.

Часто отмечалось, что теорию Льюис ставит ниже реальности[351] — это интеллектуальное рассуждение, возникающее уже после того, как что-то было «схвачено» или оценено первично, воображением. Реальность христианства открывалась прежде всего воображению Льюиса, а затем он попытался извлечь рациональный смысл из того, что уже приняло и полюбило его воображение. Традиционная версия обращения предполагает, что весь процесс занял десять дней. Однако переписка Льюиса указывает на более протяженный и сложный процесс, который занял скорее несколько месяцев, чем несколько дней[352]. Так можем ли мы быть уверены в том, что христологическое откровение посетило Льюиса именно по пути в зоологический сад в сентябре 1931 года?

Рассказ Льюиса о судьбоносном посещении зоологического сада в «Настигнут радостью» традиционно относят к 28 сентября 1931 года, когда Уорни отвез его в Уипснейд в коляске своего мотоцикла. Сам факт поездки в зоологический сад именно в этот день не вызывает сомнений. Но тот ли это раз, когда окончательно разрешились сомнения Льюиса относительно Христа? Важно отметить, что в «Настигнут радостью» не упоминается ни Уорни, ни мотоцикл, ни месяц сентябрь, ни 1931 год. Более того, вскоре после поездки Льюис написал брату длинное письмо, где кратко затронул и этот день, проведенный вместе в Уипснейде, но при этом ни словом не намекнул на пережитый религиозный опыт или на то, что в его богословии произошли существенные перемены[353].

Более тщательный анализ воспоминаний Уорни о том же сентябрьском дне 1931 года также ставит под сомнение устоявшуюся хронологию[354]. Рассказ Уорни об этом дне совершенно очевидно не основан на каких-либо личных и частных беседах с братом, он согласует свой рассказ с тем, что написано в «Настигнут радостью». То, что некоторые биографы принимают за воспоминания Уорни о разговоре с Льюисом, — явно принадлежащее самому Уорни истолкование событий задним числом. И, как мы увидим, это истолкование оставляет место для сомнений. Что, если Льюис ездил в Уипснейд в другой раз, без Уорни? Что, если именно в другой раз и произошло окончательное прояснение его богословских взглядов.

В памяти Льюиса о том знаменательном дне в зоологическом саду (все подробности описаны в «Настигнут радостью») сохранилось и лирическое мгновение, когда «над головой пели птицы, под ногами цвели колокольчики»[355] — с тех пор, замечает Льюис, Валлаби-вуд был испорчен реконструкцией. Однако английский колокольчик (Hyacinthoides non-scripta) цветет с конца апреля до конца мая (в зависимости от погоды), а к концу лета его листья вянут и исчезают[356]. В Уипснейде колокольчики цветут чуть позднее, поскольку зоологический сад расположен в горной долине, где климат прохладнее[357]. И все же к сентябрю там не осталось бы никаких «колокольчиков под ногами». Зато они в изобилии должны были цвести в мае и начале июня.

Биографы то ли упускают из виду значение этого факта, то ли путают английский колокольчик с шотландским тезкой (Campanula rotundifolia, в отличие от английского bluebell этот именуется harebell), который действительно цветет и в сентябре. «Райское» воспоминание о птицах и колокольчиках в зоологическом саду однозначно относит это событие к концу весны или к началу лета, а не к ранней осени.

Особое внимание, уделенное колокольчикам, возможно, объясняется их символической связью с моментом откровения, ведь Льюис сам свидетельствует о том, как издавна искал «Голубой цветок» (см. выше, с. 36–37)[358]. Мотив «голубого цветка» в немецком романтизме имеет глубокие исторические корни. Впервые мы встречаем его в посмертно опубликованном фрагменте романа Новалиса «Генрих фон Офтердинген» (1802), этот цветок символизирует ускользающий союз разума и воображения, мира наблюдаемого и субъективного мира внутри. Считается, что прообразом этого символа послужили ярко-синие английские васильки[359]. Но и колокольчики им не уступают в синеве.

При внимательном чтении становится ясно, что эти строки о синих цветах в «Настигнут радостью» относятся не к осени 1931 года, но к повторному визиту в Уипснейд в первую неделю июня 1932 года, когда Льюис снова поехал в зоологический сад, но на этот раз в машине, «ясным днем», за рулем был Эдуард Фурд-Келси (1859–1934). 14 июня, вскоре после этой поездки, Льюис писал брату, особо отмечая «массы колокольчиков», увиденные на этот раз в Уипснейде, и обсуждая состояние Валлаби-вуда[360]. Многие обороты в этом письме очень схожи с ключевым пассажем в «Настигнут радостью». Возможно, эта более поздняя дата и есть тот момент, когда Льюис наконец пришел к вере в Воплощение, кульминация на его пути к христианской вере? Если так, то речь идет о более глубоком понимании веры изнутри, в душе, потому что к тому времени Льюис уже однозначно именовал себя христианином. В таком случае требуется пересмотреть традиционную хронологию этих событий следующим образом:

1. 19 сентября 1931: разговор с Толкином и Дайсоном подвел Льюиса к осознанию, что христианство — это «истинный миф».

2. 1 октября 1931: Льюис сообщает Артуру Гривзу о «переходе» от веры в Бога к вере в Христа.

3. 7 (?) июня 1932: Льюис приходит к вере в божественность Христа, пока едет в зоологический сад Уипснейд в машине с Эдуардом Фурд-Келси.

Удалось ли беспокойному, вопрошающему разуму Льюиса наконец сложить воедино все свои открытия во время поездки в Уипснейдский зоопарк в сентябре 1931 года, примерно через неделю после разговора с Толкином? Или же процесс размышлений и кристаллизации был более долгим и завершился только во время второй поездки в Уипснейд в июне 1932 года? Письмо Льюиса 1 октября 1931 года Гривзу, где он говорит, что теперь «определенно поверил в Христа», безусловно, можно рассматривать как первоначальное осознание важности Христа, которое еще требовало дополнительного исследования и поиска формулировок, что и завершилось в июне 1932 года. Но более поздняя корреспонденция, в том числе письмо Уорни 14 июня 1932 года, не сохранила никаких намеков на подобный ход событий. И мы не можем исключить возможность, что сам Льюис смешал индивидуальные аспекты этих двух поездок, когда писал «Настигнут радостью». Возможно даже, они слились в его памяти, образы и темы двух поездок соединились в обратной перспективе в цельную картину. Так какой же из этих визитов — истинный момент откровения? Мы ранее замечали, что относительно дат на Льюиса безоговорочно полагаться нельзя, так что и повествование в «Настигнут радостью», вполне вероятно, размывает границы между схожими событиями.

И тут, как это часто бывает при чтении самых дразнящих воображение книг Льюиса, мы бы хотели узнать больше, но вынуждены работать с тем, что имеем. Оптимальное решение на данный момент — оставить без изменений традиционную дату обращения Льюиса в христианство — сентябрь 1931 года — но отметить сопутствующие ей неточности и противоречия. Письмо Льюиса Гривзу от 1 октября 1931 года выглядело бы гораздо более понятным, если бы решительный шаг к христианству был уже сделан, даже если на полное исследование и воплощение этого открытия понадобился следующий год.

Но к какому бы году мы не отнесли это открытие, оно завершает длительный процесс размышлений и принятия внутренних обетов, и этот процесс состоял из множества этапов. Невозможно ткнуть пальцем в отдельный момент — вот этот — как в точную дату обращения, но мы можем проследить, как развивается по восходящей дуге мысль Льюиса, и здесь разговор с Толкином окажется ключевым моментом для перехода воображения на сторону религии, а поездка в зоологический парк — логическим итогом этого пути.

Один пункт в этой восходящей к принятию христианства дуге заслуживает отдельного комментария. Впервые после детских своих лет Льюис явился в церковь (Святой Троицы в Хидингтон-кварри) на Рождество 1931 года. В длинном письме брату Льюис без подробностей, но однозначно упоминает присутствие на «раннем торжестве»[361] в тот день в Святой Троице в Хидингтон-кварри, то есть он был на мессе с причастием. Льюис не мог сомневаться в том, что его брат поймет смысл такого события, поскольку обоим были прекрасно известны основные службы Англиканской церкви.

До того случая Льюис бывал на утрене, на «службе слова», и зачастую — к неудовольствию викария Уилфрида Томаса — выходил под пение последнего гимна, то есть до полного окончания службы.

Но Льюису было очевидно, что если на утрене может присутствовать каждый, то месса с причастием — только для верующих. Извещая брата о своем присутствии на такой службе, Льюис давал ему понять, что значительно продвинулся на своем религиозном пути.

Чего Льюис в тот момент не знал — так это того, что Уорни проделал схожий путь и впервые с детских лет принял причастие в церкви Бабблинг Велл в Шанхае в тот же рождественский день 1931 года[362]. Не ведая того, оба брата в один и тот же день публично исповедали свою приверженность христианству.

В конечном счете важна не столько дата окончательного обращения Льюиса в христианство, сколько последствия этого шага для его дальнейшего творчества. Обращение могло ведь остаться и частью его внутренней жизни, важной только для Льюиса, но никак не соприкасающейся с его литературным трудом. Например, Т. С. Элиот обратился в 1927 году, причем это событие сопровождалось шумной публичностью, но многие критики полагают, что на дальнейшем творчестве Элиота его обращение сказалось намного меньше, чем можно было бы ожидать.

У Льюиса все произошло по-другому. Он, кажется, с самого начала понимал: если христианство истинно, то тем самым разрешаются все те интеллектуальные проблемы и потребности воображения, что терзали его с юности. Тот ранний «договор с реальностью» был попыткой навязать свой, произвольный (по крайней мере, удобный) порядок хаотическому миру. Теперь Льюис прозревал более глубокий порядок, коренящийся в природе Бога, и этот порядок был умопостигаем и — стоило его только осознать — придавал смысл культуре, истории, науке и в первую очередь тем актам литературного творчества, которые Льюис настолько высоко ценил, что посвятил жизнь их изучению. Приход к вере дал Льюису не только лучшее понимание того, что он читал, но и мотивацию, и теоретическую основу для собственного литературного творчества. Яснее всего это видно в позднем романе «Пока мы лиц не обрели» (1956), но вполне явно и в «Хрониках Нарнии».

Просто невозможно было бы обсуждать Льюиса как ученого и писателя, не замечая упорядочивающих принципов его внутреннего мира, которые после долгого периода вызревания и размышления наконец-то стали складываться ранней осенью 1931 года и достигли окончательного синтеза к лету 1932 года. Когда Льюис отправился на каникулы с Артуром Гривзом (с 15 по 29 августа 1932 года), он был уже готов изложить свое новое и в основных чертах полное видение христианской веры в том труде, который получит название «Кружной путь» (о нем мы будем говорить подробно далее). И хотя Льюис будет и впредь исследовать отношения разума и воображения в области веры, фундаментальные принципы его полного понимания христианства уже были заложены.

В этой главе мы исследовали траекторию долгого и сложного пути Льюиса к христианству, ставили под сомнение некоторые общепринятые датировки и истолкования этих событий. Важно избежать соблазна изображать Льюиса как типичный пример обращения.

Сам Льюис замечал впоследствии, что его путь к вере был «тем, по которому почти никто не ходит»[363], и нормальным этот путь ни в коем случае нельзя считать. Его рассказ представляет обращение как сугубо частное дело, этот рассказ тщательно избегает драматических жестов и деклараций, склонен к недоговоркам и преуменьшениям. Но постепенно вера Льюиса сделается вполне публичной и определяющей, как мы убедимся при обсуждении его роли христианского апологета в пору войны.

Но еще многое нужно сказать о работе Льюиса в университете, в особенности о его подходе к литературоведению. Этому будет посвящена следующая глава.