Инклинги: друзья, коллеги, спорщики

Регулярные встречи Льюиса с Толкином, начавшиеся еще в 1929 году, свидетельствовали о все большем профессиональном и личном сближении двух оксфордских преподавателей. У Толкина появилась привычка (которую Льюис явно поощрял) заглядывать к другу утром в понедельник, чтобы выпить, посплетничать (главным образом о факультетской политике) и обменяться новостями о том, как продвигается у них обоих литературная работа. Это был «один из приятнейших моментов недели»[395], по словам Льюиса. По мере того, как укреплялась их дружба, они стали даже мечтать о том, как займут обе мертоновские кафедры английской литературы и вместе исправят программу оксфордского английского факультета[396]. В ту пору Толкин был профессором англосаксонского языка и членом колледжа Пемброк, а Льюис всего лишь членом Магдален-колледжа. И все же оба мечтали о славном будущем. К тому же первые литературные проекты уже сбывались. В феврале 1933 года Льюис сообщил Гривзу, что он только что «дивно провел время, читая детскую сказку» Толкина[397]. Это, разумеется, «Хоббит», который в итоге в 1937 году будет опубликован.

Личная дружба Льюиса и Толкина дополнялась участием во множестве литературных клубов, обществ и кружков, которые действовали в ту пору в Оксфорде. Некоторые были привязаны к определенному колледжу (например, Невилл Когхилл и Хьюго Дайсон в 1920-х, то есть в свои студенческие годы, принадлежали к клубу эссеистов Эксетер-колледжа). Но хотя Льюис и Толкин активно участвовали в различных литературных объединениях Оксфорда, их дружба выходила за эти пределы и сделалась глубже, когда Льюис под конец 1931 года окончательно обратился в христианство. Толкин читал Льюису какие-то части «Хоббита», Льюис Толкину — «Кружной путь».

Это маленькое ядро из двух человек выросло в группу, которая со временем приобрела статус почти легендарный — инклинги. Никто не собирался организовывать элитарный кружок для обсуждения вопросов веры и литературы. Он «просто вырос» — как Топси[398] — в целом случайно. Однако появление инклингов в 1933 году было столь же неизбежно, как утренний восход солнца. И Льюис, и Толкин привыкли таким образом расширять свои горизонты — больше книг, больше друзей и больше друзей, обсуждающих книги.

Первым к паре Льюис-Толкин присоединился брат Клайва Уорни, у которого в ту пору появился интерес к истории Франции XVII века[399]. Как Льюис и Толкин, Уорни тоже служил в британской армии во время Великой войны. Толкин, по-видимому, смирился (поначалу нехотя) с участием Уорни в их дискуссиях. Со временем подтянулись и другие участники. Первые инклинги уже и так принадлежали к кругу Льюиса и Толкина — это были Оуэн Барфилд, Хьюго Дайсон и Невилл Когхилл. Других приглашали с общего согласия. Официального членства и писаных правил приема новых членов не существовало.

Не было и торжественного собрания-инициации, подобного основанию братства Кольца у Толкина. Не было клятв и обязательств хранить верность, да, собственно, имя у этого кружка появилось намного позднее, чем сложилась сама группа. Это был, по словам Толкина, «неопределенный круг друзей, который складывался сам собою»[400]. В основе своей это компания друзей с общими интересами. «Чужаков», являвшихся без спроса, не поощряли приходить во второй раз. Общее лицо группы определялось постепенно и не раз менялось. В той мере, в какой удается зафиксировать главную идею этого кружка, она заключалась в интересе к христианству и литературе, причем оба термина понимались очень широко.

Не совсем ясно, кто и в какой момент окрестил группу инклингами. Толкин всегда говорит только о «литературном клубе», Чарльз Уильямс, состоявший в этой группе с 1939 по 1945 год, в письмах жене термин «инклинги» не использует, это попросту «группа Толкина-Льюиса»[401]. Слово «инклинги», изобретение которого Толкин приписывал Льюису, означает людей «с довольно смутными понятиями и не до конца сформированными представлениями, которые в придачу еще и в чернилах возюкаются»[402]. Это имя не было вполне оригинальным — по-видимому, Льюис перенес на новый кружок название другой своей группы, так же обсуждавшей литературу, когда та перестала существовать.

Первоначальные инклинги — студенты, собиравшиеся у Эдуарда Лина (1911–1974), младшего брата Дэвида Лина (будущего режиссера) в колледже Уни, читавшие и обсуждавшие неопубликованные тексты. Лин, организовавший эту группу, назвал ее «Инклингами», чтобы указать на связь с писательским трудом. Льюис и Толкин приглашались на эти собрания, куда сходились главным образом студенты. Когда в июне 1933 года Лин уехал из Оксфорда, его кружок прекратил существовать. Возможно, именно по этой причине Льюис счел допустимым использовать это имя для новой группы, складывавшейся в ту пору вокруг него и Толкина.

Одно из наиболее ранних упоминаний инклингов мы обнаруживаем в письме Льюиса Чарлзу Уильямсу 11 марта 1936 года. Льюис только что прочел роман Уильямса «Место льва» (The Place of the Lion, 1931) и был им очарован. Это как раз такая книга, какую он рад был бы написать сам — философская повесть, в которой платоновские архетипы спустились на землю в форме животных. Издательство Oxford University Press в те времена более коммерческие проекты — издание Библий и учебников — осуществляло в Лондоне, в Amen House, поблизости от собора Св. Павла, но академическими публикациями по-прежнему занималась штаб-квартира в Оксфорде. Льюис пригласил Уильямса, работавшего в Amen House, погостить в Оксфорде и встретиться с первыми читателями книги — кроме самого Льюиса это были его брат, Толкин и Когхилл, «все вне себя от изумления и восторга». Вместе они составляли «своего рода неформальный клуб под названием инклинги»[403], где говорят о литературе и христианстве.

Группа, сложившаяся вокруг Льюиса и Толкина, главным образом выполняла роль «друзей-критиков», обсуждая будущие книги в процессе их становления. Но это не была в строгом смысле слова группа сотрудников. Все по очереди слушали, как автор читает вслух, делали замечания и что-то советовали, но не планировали. Единственное очевидное исключение — сборник эссе в память Чарльза Уильямса. Но и этот проект был инициативой Льюиса, и Льюис им руководил. Важно также отметить, что в сборнике участвовало кроме Льюиса всего четверо инклингов и один автор со стороны — Дороти Сэйерс (1893–1957). (Поскольку сборник эссе приобрел большую известность, сложилось мнение, будто Сэйерс тоже принадлежала к числу инклингов, но это неверно.)

Две принципиальные ошибки может допустить человек, изучающий жизнь Льюиса, когда дело доходит до «Инклингов»: с одной стороны, задним числом приписать этому кружку такое внутреннее единство и такую значимость, какими он в ту пору не обладал, а с другой — решить, что к нему сводятся все литературные связи и влияния, касающиеся Льюиса.

Льюис принадлежал большому писательскому сообществу, выходившему далеко за пределы круга инклингов, и это сообщество еще более расширилось после 1947 года — в этот период инклинги продолжали встречаться, но уже не занимались собственно литературой. Широкое сообщество компенсировало один из очевидных инклинговских пробелов: среди них не было женщин. В историческом контексте это понятно, в 1930-е годы Оксфордский университет оставался преимущественно мужским институтом, и хотя здесь и появились первые преподавательницы, им отводились специальные женские колледжи — Сент-Хильдас, Сомервилл и Леди-Маргарет-Холл (действие детективного романа Дороти Сэейрс «Встреча выпускников» (Gaudy Night, 1935)[404] происходит в вымышленном женском колледже и в нем вполне очевидно проступает тогдашнее общеуниверситетское отношение к «ученым дамам»).

Но здесь мы должны затронуть и более глубокую проблему: позиция Льюиса по отношению к женщинам в современном мире показалась бы неоднозначной. Его позднейшие труды, в особенности «Любовь» (1960), передают убеждение, что мужские виды дружбы принципиально отличаются от женских, а потому вполне допустимо предположить, что сугубо мужской состав инклингов был не случайным, а осознанным выбором.

С другой стороны, Льюис дружил со многими выдающимися писательницами — Кэтрин Фаррер, Рут Риттер, сестрой Пенелопой[405] и Дороти Сэйерс. Его письмо Джанет Спенс, преподавательнице английского языка и литературы в Леди-Маргарет-Холл, содержит тщательный разбор ее работы «Спенсер: Королева фей» (1934), в том числе и глубокие ученые замечания, что лишний раз свидетельствует о том, что в умном разговоре Льюис обращал большое внимание на эрудицию собеседника и очень малое — на его пол[406].

Существовало четкое разграничение — и со временем оно сделалось источником раздора — между теми инклингами, кто писал, и теми, кто всего лишь разбирал чужие работы. И не все члены являлись на все встречи. Хотя на протяжении всей истории клуба в нем числилось девятнадцать членов (исключительно мужчины)[407], нередко серьезная беседа о литературе происходила всего лишь между полудюжиной гостей, собиравшихся в комнатах Льюиса в Магдален-колледже после ужина по четвергам.

Сохранился целый ряд отчетов об этих встречах за 1930-е годы, в них неизменно подчеркивается неформальный и живой характер общения. Когда эти пять-шесть человек приходили к Льюису, Уорни заваривал крепкий чай, раскуривались трубки и хозяин задавал вопрос: собирается ли кто-нибудь почитать что-то новое. Ни о каких раздаточных материалах речи не было, похоже, никто не продумывал заранее «план мероприятия». Инклинги читали друг другу вслух свои сочинения по мере готовности и выслушивали замечания и советы. Это вызывало иногда некоторые затруднения среди участников, например, поскольку Толкин плохо читал вслух (возможно, потому-то и его университетские лекции не собирали большую аудиторию). Проблема разрешилась со временем, когда Толкин стал брать с собой сына: Кристофер читал произведения отца внятным и приятным голосом.

Эти вечерние собрания по четвергам дополнялись выпивкой по вторникам во время обеда в «Кроличьей» — гостиной для частной компании в задней части «Орла и ребенка» (паба, который инклинги прозвали «Птичка и дитя») в Сент-Джайлсе. Это помещение предоставлял им владелец паба Чарльз Блэкгроув. Дневные встречи по вторникам явно предназначались главным образом для общения, а не для разговоров о литературе. Время от времени, особенно летом, предпринимались вылазки в другие пабы, например, в «Форель» на берегу реки в Годстоу к северу от Оксфорда.

В 1930-е годы и вопроса не возникало о том, кто составляет ядро этой группы. Инклинги были планетами (строго мужского пола), вращавшимися вокруг двойного солнца, Льюиса и Толкина (последнего часто именовали «Толлерс»). Ни один из этой пары не господствовал в кружке и не управлял им, так что нельзя сказать, чтобы они имели какие-то права собственности на состояние и функционирование группы, но существовал молчаливый и не оспариваемый консенсус, который укреплялся по мере того как возрастала и литературная репутация «двойного солнца»: эти двое и составляют естественный центр группы.

Как сам Льюис указывает в эссе 1944 года «Внутренний круг», в любой группе возникает опасность превращения во «внутренний круг», то есть в «очень важных персон» или «тех, кто в курсе». Удалось ли инклингам избежать этой западни? Кое-кто подозревал, что не удалось. И одно событие в особенности склоняет весы в сторону этого подозрения.

Раз в пять лет Оксфордский университет избирает «профессора поэзии». Хотя иногда это звание доставалось действительно выдающимся поэтам — например, Мэтью Арнолду — в ту пору решение определялось главным образом внутриуниверситетской «политикой», а не талантами поэтов. «Истеблишмент» в тот раз наметил в качестве «профессора поэзии» сэра Эдмунда Чэмберса. Один из инклингов счел такой выбор абсурдным. Адам Фокс (1883–1977) однажды утром, завтракая в Магдален-колледже, заявил, что даже он — более достойный кандидат. Это был риторический жест, а не реальное предложение: Фокс вовсе не писал стихов и желал всего лишь выразить свое негативное отношения к Чэмберсу, а не составить ему конкуренцию. Но по причинам, которые так и остались неизвестными, Льюис принял это экстравагантное предложение всерьез. Имя Фокса по рекомендации Льюиса и Толкина появилось в списке из трех кандидатов. Льюис развернул агрессивную кампанию поддержки Фокса. И в итоге Льюис и его круг добились избрания своего ставленника. Толкин рассматривал это как славную победу инклингов. «Наш литературный клуб практикующих поэтов», писал он, восторжествовал над силами истеблишмента и власти[408].

Но это был неразумный поступок. Фокс и в самом деле написал стихотворение — «длинное и ребячливое» — «Старый король Коль». Выслушав затем лекцию Фокса, Льюис, кажется, осознал, что он и его сотоварищи допустили ошибку. Но он-то полагал, что это всего лишь ошибка по части литературы, а на самом деле то был серьезный политический промах. Льюис восстановил против себя оксфордскую элиту. А у Оксфорда память долгая.

Упадок в клубе инклингов начинается в 1947 году. Не было ссоры, как не было и согласованного решения благородно сойти со сцены, ибо их миссия выполнена. Литературный кружок просто постепенно перестал собираться, хотя его члены продолжали общаться между собой и обсуждать как университетскую политику, так и литературу. Но пока этот кружок существовал, он был мощным источником литературной творческой энергии. По словам Джона Уэйна, «в самый глухой период оксфордской истории Льюис и его друзья обеспечили здесь живое движение»[409]. Каковы бы ни были их изъяны, инклинги могут записать на свой счет одно произведение, вошедшее в канон английской литературы, и немало других значительных книг. Произведение, ставшее классическим, — это разумеется, «Властелин колец» Толкина.

Вопреки многократно высказывавшимся в популярных биографиях утверждениям, «Хроники Нарнии» никогда не предлагались для группового обсуждения. 22 июня 1950 года Льюис раздал верстку сказки «Лев, колдунья и платяной шкаф» тем, кто зашел выпить и поболтать в паб «Орел и ребенок». Но при этом не происходила формальная дискуссия — он «предъявил и прокомментировал» уже готовую работу, а не предлагал для обсуждения работу на предварительной стадии.

Но мы забежали далеко вперед. Сейчас самое время рассмотреть тот труд, что утвердил репутацию Льюиса-литературоведа и до сих пор привлекает множество читателей: «Аллегорию любви», которая с 1936 года успела сделаться классикой.