Классические языки: студент Университи. 1919 год

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Льюис давно уже принял судьбоносное решение — делать академическую карьеру в Оксфорде[193]. Запасного плана не имелось. Льюис знал, кем хочет стать и что для этого надо делать. Он выбрал классические языки и литературу, курс, который в Оксфорде именовался Literae Humaniores. То был бриллиант в короне Оксфорда викторианской поры, и «классика» все еще служила ориентиром для желающих получить диплом бакалавра в начале 1920-х годов.

В 1912 году Уильям Арчибальд Спунер (1844–1930), знаменитый филолог-классик и декан Нью-колледжа — возможно, именно его слава привлекла Льюиса и побудила подавать заявление в Нью-колледж — сформулировал суть Literae Humaniores как «погружение в цивилизацию и мысль античного мира». Этот латинский термин, часто сокращаемый до Lit. Hum., не так-то легко перевести на современные языки. Буквально он означает «более человеческие писания», перекликаясь с гуманистическим идеалом Ренессанса, верившего в цивилизующее и расширяющее горизонты образование, которое позволяет студенту непосредственно соприкоснуться с богатствами интеллектуального и культурного прошлого.

Хотя Literae Humaniores в Оксфорде окончательно утверждаются в 1800-е годы, социальные корни этого курса уходят глубоко в XVIII век. Англия вышла сильно потрепанной, однако отнюдь не уничтоженной, из революции и гражданской войны XVII века и не жалела усилий для того, чтобы восстановить стабильный социальный уклад, всячески подчеркивая добродетели разума, сообразности природе и порядку. Классическая эпоха казалась богатейшим источником мудрости, черпая из которого, англичане сумеют укрепить политическую и социальную стабильность и начнут развивать общие для всей нации культурные стандарты и нормы.

Оксфордским студентам, выбравшим Literae Humaniores, предписывалось изучать классические сокровища литературы, философии и истории в подлинниках, видя в этих текстах не просто предмет академического интереса, но залог выживания и процветания Англии. Lit. Hum. считались вратами мудрости, а не просто суммой заученных знаний. Это была моральная и культурная подготовка к жизни, а не усвоение фактической информации. Если другие курсы стремились всего лишь наполнить умы студентов, этот курс желал формировать умы.

Из-за высоких требований к владению языками курс Lit. Hum. растягивался на четыре года (12 семестров), в то время как всем остальным программам хватало и трех лет. Курс делился на две части: после пятого семестра студенты сдавали экзамен Honours Moderations (на студенческом жаргоне «Mods»), и если проходили это испытание успешно, то получали право завершить курс (эта вторая половина программы именовалась «Greats», то есть «Большой») и семь семестров спустя держать окончательный экзамен. Оба экзамена были с оценкой, студенты распределялись на первый, второй, третий и четвертый класс[194]. О выдающихся учениках говорили, что те получили «Двойной первый в Literae Humaniores», то есть сдали на отлично оба экзамена. Это не означает, что они приобрели два диплома, просто достигли высшего из возможных уровней на обоих испытаниях по этому курсу, предполагавшему единый диплом.

Академический год в Оксфорде уже давно шел, когда Льюис прибыл в университет. Первый семестр 1918–1919 года он пропустил. Академический год в Оксфорде делился на три семестра по восемь недель в каждом: Михайлов (с октября по начало декабря), Хилари (январь — март) и Троицын (апрель-июнь). Но поскольку Льюис успел зарегистрироваться в Университи-колледже на Троицын семестр 1919 года, теперь он считался обычным студентом второго семестра. Он несколько отстал в чтении Гомера, но вскоре нагнал соучеников.

Второй семестр официально начинался в воскресенье 19 января 1919 года[195], со следующего дня читались лекции. Льюис с нескрываемым энтузиазмом засел за учебу. Неделю спустя он описывал распорядок своего дня в письме Гривзу:

Пробуждение в 7.30, ванна, часовня, завтрак… После завтрака я работаю (в библиотеке или в читальне, и там и там тепло) или посещаю лекции до часу, когда на велосипеде еду к миссис Мур… После обеда работаю до чая, а потом снова работаю до ужина. После ужина еще немного работы, болтовни и досуга, иногда бридж, а затем на велосипеде обратно в колледж к одиннадцати. Зажигаю камин и работаю или читаю до двенадцати, когда я укладываюсь в постель и сплю сном праведника[196].

Льюису приходилось жить в колледже в соответствии с требованиями университета: отсутствие на завтраке вызвало бы подозрение и могло бы повлечь расследование с весьма неловкими для Льюиса результатами.

Но кто будил Льюиса в 7.30? Пора упомянуть «скаутов» Оксфордского университета. Льюис в письмах называет их «слугами», вероятно, чтобы не трудиться разъяснять оксфордский жаргон отцу и Артуру Гривзу. В Университи-колледже скауты, исключительно мужского пола, хлопотали с утра до вечера[197]. Каждый отвечал за «лестницу» или несколько «лестниц» и заботился как о чистоте комнат, так и о нуждах их обитателей. Обычно скауты приступали к работе в 6 утра, начиная с 6.45 будили студентов (которые неизменно именовались «джентльменами»), подавали им завтрак в столовой или индивидуально в комнаты, убирали комнаты и, наконец, накрывали в столовой ужин. В пору университетских каникул скауты по большей части устраивались в курортные гостиницы. Льюис редко упоминает скаутов в переписке и дневнике, но были и такие студенты, которые дружили со своими скаутами и долго еще поддерживали с ними связь.

Итак, дни Льюиса, пока он был студентом в Оксфорде, были посвящены занятиям и — не столь откровенно — миссис Мур. После утренних лекций или чтения он катил на велосипеде через Магдалинов мост и дальше вверх на Хидингтон-хилл и в деревню Хидингтон[198]. Миссис Мур нашла себе жилье в доме 28 по Варнефорд-роуд, в доме, принадлежавшем мисс Алме Физерстоун. День и вечер Льюис проводил в обществе миссис Мур, а на ночь возвращался в колледж. Такой распорядок дня был не слишком-то обычен для оксфордского студента, и Льюис, по-видимому, никому о нем не сообщал, кроме верного Артура Гривза (говоря о «семье» в письмах Гривзу, Льюис подразумевает миссис Мур и Морин)[199]. С июля 1919 года Льюис в переписке с Гривзом обозначает миссис Мур прозвищем «the Minto» (обратите внимание на определенный артикль), но нигде нет объяснения этого своеобразного прозвища[200]. Возможно, это вариация ласкового обращения Морин к матери — «Минни», — но слышится и связь с «the Minto», твердой карамелью, изобретенной в 1913 году донкастерским кондитером Уильямом Натоллом и весьма в ту пору популярной[201].

Льюис старался скрыть от отца свою двойную жизнь, сложными способами отводя ему глаза. Например, во время редких визитов Льюиса к отцу миссис Мур писала ему ежедневно. Эти письма были адресованы Артуру Гривзу, жившему поблизости, и заодно у Льюиса, когда он ездил в Белфаст, появлялась дополнительная причина часто навещать друга.