Последняя болезнь и смерть

На конец июля была запланирована поездка в Ирландию, к Артуру Гривзу. Поскольку здоровье заметно ухудшилось, Льюис попросил Дугласа Грешэма проводить его, в том числе ему требовалась помощь с багажом. 7 июня, когда Льюис вернулся в Оксфорд на исходе кембриджских летних каникул, Уорни отправился в Ирландию, полагая, что в следующем месяце за ним последует и брат. Но этого не случилось. В первую неделю июля Льюису сделалось хуже.

11 июля Льюис с сожалением написал Гривзу об отмене поездки. У него «случился коллапс, в смысле проблем с сердцем»[741]. Он сильно уставал, не мог сосредоточиться, то и дело засыпал. Почки плохо функционировали, в крови накапливались яды, вызывавшие постоянную усталость. Помочь могло только переливание крови, и действительно, эти процедуры немного облегчили его состояние (до повсеместного применения диализа оставалось еще несколько лет).

Когда Уолтер Хупер приехал в Килнс воскресным утром 14 июля 1963 года, чтобы проводить Льюиса в церковь, он понял, что Льюис тяжело болен. Он был изнурен, с трудом подносил к губам чашку чая, плохо ориентировался. Опасаясь, что в отсутствие брата ему не справиться с перепиской, Льюис попросил Хупера занять должность его личного секретаря. Хупер уже согласился вести занятия в университете Кентукки в осенний семестр, но готов был перейти на службу к Льюису с января 1964 года. Однако Льюис, дезориентированный, неспособный сосредоточиться, так и не смог пояснить, какое жалование предложит Хуперу за эту работу или какие требования предъявит к нему.

Утром в понедельник 15 июля Льюис написал короткое письмо Мэри Уиллис Шелбурн, сообщил ей, что утратил способность концентрироваться и вынужден лечь в больницу для обследования и оценки своего состояния[742]. Он прибыл в больницу Экленд в тот же день в пять часов вечера и почти сразу же по прибытии у него случился инфаркт. Льюис впал в кому и, по мнению врачей, был обречен. Больница известила Остина и Кэтрин Фарреров, поскольку не смогла связаться с ближайшим родственником — Уорни[743].

На следующее утро Остин Фаррер решил, что Льюис, жизнь которого поддерживали с помощью кислородной маски, хотел бы принять последнее причастие. Он договорился с Майклом Уоттсом, настоятелем церкви Св. Марии Магдалины, в нескольких минутах пешком от больницы, чтобы тот навестил с этой целью Льюиса. В 2 часа пополудни Уоттс совершил обряд. Час спустя, к изумлению медиков, Льюис очнулся и попросил чаю, очевидно, и не подозревая, что почти сутки пробыл в коме.

Впоследствии Льюис говорил друзьям, что предпочел бы не выходить из комы. «Весь этот процесс, — писал он Сесилу Харвурду, — был очень мягким»[744]. А теперь ему, словно Лазарю, предстояло умирать во второй раз. В более подробном — и последнем — письме своему верному Артуру Гривзу он пояснял:

Хотя я отнюдь не чувствую себя несчастным, но не могу не сожалеть о том, что в июле я ожил. Без малейших мучений приблизиться к вратам — и вдруг они захлопываются у тебя перед носом, и ты понимаешь, что придется пройти весь этот путь заново, причем, вероятно, уже не столь безболезненно! Бедный Лазарь! Но Господу виднее, как лучше[745].

Льюис регулярно переписывался с Гривзом начиная с июня 1914 года. Это были одни из самых значительных и задушевных отношений в его жизни, причем мало кто в его кругу знал о Гривзе, пока публикация «Настигнут радостью» не поведала о юношеской дружбе (но и тогда Льюис не упоминал о том, как эта дружба продолжалась в зрелые годы). Характерно для Льюиса извиниться за печальные последствия своей болезни: «Похоже, в этой жизни мы с тобой уже не увидимся».

Хотя после выхода из комы Льюис два дня провел в полном сознании, затем наступил темный период «снов, иллюзий и моментов, когда разум путался»[746]. 18 июля, в тот самый день, когда начались эти явления, Льюиса навестил Джордж Сэйер — и был смущен и удручен его состоянием. Льюис сообщил Сэйеру, что его только что назначили литературным душеприказчиком Чарльза Уильямса и ему необходимо как можно скорее отыскать рукопись, спрятанную под матрасом миссис Уильямс. Проблема, по его словам, заключалась в том, что миссис Уильямс требовала непомерный гонорар за эту рукопись, у Льюиса не было десяти тысяч фунтов, которые она хотела получить. Когда Льюис упомянул миссис Мур так, словно она была все еще жива, Сэйер окончательно понял, что его друг бредит, и потому, когда Льюис затем сказал, что временно пригласил Уолтера Хупера на должность секретаря, помочь ему разобраться с корреспонденцией, Сэйер — что вполне естественно — счел и это за одну из составляющих бреда[747].

Когда же выяснилось, что Уолтер Хупер существует в реальности, за пределами темного царства галлюцинаций, где находился в тот момент Льюис, Сэйер решил оставить Льюиса на попечении Хупера и поехать в Ирландию за Уорни. Увы, когда ему удалось отыскать Уорни, тот пребывал в столь глубоком алкогольном забытьи, что не мог даже толком понять, что творится с братом, не говоря уж о том, чтобы поспешить ему на помощь. Сэйер вернулся в Оксфорд без него.

6 августа Льюису позволили перебраться в Килнс. Больница приставила к нему Алека Росса, опытного медбрата, привыкшего ухаживать за богатыми пациентами в роскошных домах. Алек был шокирован запущенностью Килнса, особенно его возмутила грязная кухня. Он тут же организовал генеральную уборку, чтобы создать приемлемые условия для жизни в доме. Льюису нельзя было подниматься по лестнице, пришлось устроить его на первом этаже. Хупер поселился в прежней спальне Льюиса наверху и стал выполнять обязанности секретаря. Ему пришлось написать немало душераздирающих писем от имени Льюиса, в том числе — прошение об отставке с кафедры кембриджского университета и об увольнении из членов Магдален-колледжа.

Но как перевезти из Кембриджа библиотеку? Сам Льюис был не в состоянии путешествовать. 12 августа он обратился к Бернету, казначею колледжа, с предупреждением, что по его поручению в Кембридж приедет Уолтер Хупер и заберет его вещи. На следующий день Льюис написал Бернету еще более отчаянное письмо с просьбой продать все, что останется после вывоза его имущества. 14 августа Уолтер Хупер и Дуглас Грешэм явились в Кембридж, вооруженные подробной инструкцией на семи страницах, которой снабдил их Льюис. На разбор вещей ушло два дня. 16 августа они вернулись в Килнс на грузовике с тысячами книг, которые сложили стопками на полу в ожидании, пока найдется место в шкафах.

В сентябре Хупер уехал в Штаты, где его ожидали преподавательские обязанности, оставив Льюиса на попечении Паксфорда и экономки, миссис Молли Миллер. Льюис явно был напуган своим положением. Где же Уорни, когда он вернется? С горечью Льюис говорил о том, что брат «совершенно покинул» его, хотя должен был бы понимать серьезность его состояния. «Он в Ирландии с июня и даже не пишет, наверное, собирается допиться до смерти»[748]. В Ирландии Уорни все еще пребывал и 20 сентября, когда Льюис написал Хуперу полутайное письмо, пытаясь прояснить условия, на которых Хупер мог бы у него работать.

Очевидно, Льюис не продумал как следует ни обязанности Хупера в качестве личного секретаря, ни финансовую сторону их отношений[749]. Когда Хупер написал ему с просьбой уточнить предполагаемое жалование, Льюис несколько смущенно признался, что не располагает средствами, приведя при этом хотя и правдоподобные, но довольно слабые извинения: теперь, когда он ушел с кафедры, у него больше нет постоянной зарплаты, а вдруг кому-то из юных Грэшемов понадобится помощь[750]? Нет, он не может позволить себе такую роскошь, как «платный секретарь». Но если Хупер сможет приехать в июне 1964 года, он был бы ему очень рад. Невысказанное условие — Хупер должен каким-то образом сам оплатить свой труд.

Вот что тяжелым грузом давило на Льюиса после увольнения с кембриджской кафедры — мысль о деньгах. Он все еще жил в страхе перед новыми налоговыми требованиями, которые он не сможет удовлетворить. Единственным источником дохода теперь оставались книги. Льюис получал в тот момент достаточно большие отчисления, но был убежден, что роялти скоро сойдут на нет, так как интерес к его трудам иссякнет. В сентябре месяце страхи насчет финансовых перспектив усугублялись и одиночеством: рядом не было близкого человека, с кем он мог бы поделиться своими тревогами.

Месяц спустя Льюис вновь писал Хуперу — на этот раз сообщил хорошую новость о возвращении Уорни[751]. Однако финансовые тревоги по-прежнему терзали Льюиса, он был не уверен, сколько сможет платить Хуперу, да и сможет ли вообще. Лучшее, что он мог придумать: поселить Хупера в Килнсе, тогда у него будет бесплатный стол и никаких расходов на отопление. Только вот еще проблема с Уорни, как бы он не воспротивился появлению чужого человека. Наличными же он может выделить не более пяти фунтов в неделю, эквивалент 14 долларов[752]. Не слишком щедрое предложение, и все же Хупер в итоге его принял. Его приезд был запланирован на первые числа января 1964 года[753].

В середине ноября Льюис получил из Оксфордского университета письмо, которое мог бы воспринять как знак — если в таком знаке была нужда — что его репутация в этом университете полностью восстановлена. Его приглашали прочесть Романесовскую лекцию — самую, пожалуй, почетную из оксфордских публичных лекций. С большим сожалением Льюис попросил Уорни «как можно любезнее отказаться»[754].

Пятница, 22 ноября 1963 года, началась в Килнсе по заведенному распорядку. Впоследствии Уорни рассказывал: после завтрака они ответили на письма и попробовали разгадать кроссворд. После обеда Уорни заметил, что Льюис выглядит усталым, и посоветовал ему прилечь. В 4 часа дня он принес ему чашку чая и застал его «сонным, но вроде бы в хорошем состоянии». В 5.30 из спальни Льюиса раздался «грохот». Уорни вбежал в комнату и застал брата без сознания на полу, возле кровати. Через несколько секунд Льюис скончался[755]. Свидетельство о смерти перечисляет несколько причин смерти: отказ почек, обструкция уретры в связи с гиперплазией простаты, дегенерация сердца.

В этот самый момент автомобиль президента Джона Кеннеди выехал из аэропорта Далласа, направляясь в центр города. Час спустя Кеннеди был ранен пулями снайпера и умер в мемориальной больнице Паркленда. Трагедия в Далласе полностью затмила в прессе известие о смерти Льюиса.

Уорни был сокрушен смертью брата и в очередной раз ударился в запой. Он отказывался сообщать кому-либо, когда состоятся похороны[756]. В итоге Дуглас Грэшем и другие близкие Льюису люди обзвонили немногочисленных друзей и известили их о назначенном часе. Во вторник 26 ноября, пока Уорни валялся в постели с бутылкой виски, все остальные собрались морозным и солнечным утром, чтобы отпеть Льюиса в церкви Св. Троицы на Хидингтон-кварри в Оксфорде. Траурной процессии не было, гроб с телом доставили в церковь с вечера. Не было и публичного объявления о похоронах. Церемония состоялась в узком кругу — присутствовали Барфилд, Толкин, Сэйер и глава Магдален-колледжа. Службу провел настоятель этой церкви Рональд Хед, проповедь прочел Остин Фаррер. Поскольку там не оказалось никого из ближайших родственников, небольшую процессию из церкви на кладбище возглавили Морин Блейк[757] и Дуглас Грешэм. Впереди несли крест и свечи. Так они подошли к только что вырытой могиле[758].

Для надписи на надгробье брата Уорни выбрал довольно мрачный текст из шекспировского календаря, того самого, что остался в «Маленьком Ли» открытым на дате смерти их матери в августе 1908 года: «Претерпеть как свой приход, так и уход отсюда». Но возможно, собственные слова Льюиса, написанные несколькими месяцами ранее, лучше передают и его стиль, и его упование перед лицом неминуемой смерти, чем эта суровая эпитафия.

Мы, — писал Льюис, — подобны зерну, ожидающему в земле: ждем, чтобы возрасти цветком в угодное Садовнику время, подняться в реальном мире, истинно пробудиться. Полагаю, что вся наша нынешняя жизнь, когда мы оглянемся на нее оттуда, покажется лишь сонным блужданием. Ныне мы в стране снов. Но скоро пропоет петух[759].