СМЕНА. ЭТЮД*
СМЕНА. ЭТЮД*
Засиженный мухами и покрытый паутиной 1908-й год сидит под часами и спит. Часовые стрелки сходятся на 12-ти. Циферблат морщится, как от великой боли, часы шипят, хрипят и наконец раздается глухой и с большими паузами, сиплый, скучный бой. НОВЫЙ ГОД, лысый и желтый младенец с большой головой и серьезным лицом, вылезает из часов, садится на маятник и медленно качается на нем взад и вперед.
1909. Тишь-шиш. Тишь-шиш. Эй ты, старый дармоед! Вставай. Смена пришла!
1908. (Хрипит.) Хр-р-р. Ссс-сь…
1909. Ишь, как рассвистался… Ну, да я тебя разбужу… (Орет.) «Вставай, подымайся…»
1908. (Протирая глаза.) Ш-ш! Кто там поет? Забыл, какой год?
1909. Тысяча девятьсот девятый!
1908. А, это ты. Уже родился?
1909. Родился, родился… Некогда мне — давай ответ и проваливай!
1908. (Зевает.) Куда торопишься? Что я, что ты — одна, брат, канитель.
1909. (Озадаченный.) То есть, как это вы можете сравнивать? Вы, можно сказать, уже разлагаться начали, а я полон сил и рвусь в бой…
1908. (Насмешливо.) С кем?
1909. Вообще рвусь, дело не ваше. (Пауза.) Умирай, что ли. Что ты на сундуке место занимаешь!..
1908. Что мне умирать? Я целый год уже мертвый.
1909. Как мертвый? Да ведь ты мой родитель.
1908. Что ж, каковы родители…
1909. (Осторожно спрыгивая на пол.) Я-то? Извините, пожалуйста, — мы еще повоюем! (Вытягивается и падает.)
1908. Что, ноги не держат? Ну, слушай — вот тебе мой отчет: жил я четыре времени года… Зимой — шиш, весной — шиш, летом — шиш и осенью — шиш.
1909. Я вашего мистицизма не понимаю.
1908. Понимать нечего. Великих людей за весь год ни одного. Григорий Новицкий не в счет — черт его знает, может быть, он только притворяется великим. Назад отошли лет на семьдесят… Вперед — ни с места…
1909. А что у тебя в сундуке?
1908. Твое наследство: холера, Пинкертон и Дума.
1909. (Хнычет.) Не хоцу…
1908. Мало ли… Я, брат, тоже не хотел. Стихия — ничего не поделаешь. Впрочем, Пинкертон уже умирает…
1909. А что еще в сундуке?
1908. Ничего… Не хочется, брат, уходить — больно уж сладко здесь спится, да делать нечего — судьба. Да надо и тебе отдых дать. Ты так тут на сундук и укладывайся. Придет 1910-й и разбудит.
1909. (Хнычет.) Я не хоцу спать…
1908. Врешь! Хочешь — ишь глаза слипаются.
1909. (Уныло.) Ты, дедушка, хоть присоветуй что-нибудь.
1908. Что тебе, дураку, советовать? Слышал ты о законе наследственности?
1909. (Качается и почти спит.) Нет…
1908. Раз я мертвый, дед полумертвый, а предки были алкоголики и рохли, то значит…
1909. (Просыпаясь.) Вовсе не значит. Не все были рохли.
1908. (Передразнивая.) Не все… А ты будешь!
1909. (Хнычет.) Не хоцу! Хоцу назад…
1908. Некуда, брат, назад. Ишь, чего захотел! Ты, может быть, и в Европу хочешь?
1909. А там лучше?
1908. Лучше.
1909. (Хнычет.) Хоцу в Европу.
1908. Туда такого сопляка не пустят. Там Новый год — на тринадцать дней раньше тебя родился. На автомобиле уже ездит и на шести языках разговаривает.
1909. (Завистливо.) Ишь ты! (Опять засыпает.)
1908. Однако поздно. Половина первого. Новый год, а Новый год! Смена пришла! Ложись на мое место. (Укладывает сонный Новый год, нежно и задумчиво смотрит на него и горестно машет рукой.) Эх, ты — «еще повоюем!» (Открывает форточку и кричит.) Ха-рон, Ха-рон!
Голос с улицы. Здесь.
1908. Подавай! (Вылезает в форточку.)
Часы. Тишь-шиш, тишь-шиш, тишь-шиш.
1909. Х-р-р-р. Сссс-с.
Голос за стеной. С Новым годом! С Новым счастьем! С Новым счастьем! Урра!
Часы. Тишь-шиш. Тишь-шиш. Тишь-шиш.
<1909>