II

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

II

Итакъ, Софья, — бывшая героиня «Недоросля», а впосл?дствіи ея величества камер-фрейлина, лежитъ безъ ногъ и умираетъ, презрительно ворча на новый в?къ, и ув?ренная, что Бонапарте только потому вышелъ въ императоры, что на св?т? н?тъ уже ни матушки-царицы, ни Потемкина, ни Суворова. Въ смежности съ им?ніемъ старухи тянется рядъ пом?щичьихъ влад?ній средняго достатка, душъ по 300, по 400. Вотъ, наприм?ръ, деревня и усадьба бригадира Дмитрія Ларина, выгодно женившагося въ Москв? на юной особ?, которая уже врядъ ли держала когда-либо въ н?жныхъ рукахъ своихъ хоть единую изъ полныхъ трезвою логическою сухостью и пряными галльскими остротами, любимыхъ книгъ своей екатерининской мамаши. Зато — «она любила Грандисона» и переписывала въ альбомъ чувствительные стихи Карамзина, Шаликова, a также монологи изъ трагедій Озерова. Впосл?дствіи Гоголь, устами Хлестакова, разскажетъ намъ о дамскихъ альбомахъ много см?шного. Мы прочтемъ въ нихъ:

Дв? горлицы покажутъ

Теб? мой хладный прахъ,

Воркуя, томно скажутъ,

Что умерла въ слезахъ…

Прочтемъ ломоносовскую оду — «О, ты, что въ горести напрасно на Бога ропщешь челов?къ» и рядомъ — «Мы удалимся подъ с?нь струй»… Прочтемъ и:

Законы осуждаютъ

Предметъ моей любви,

Но кто, о сердце, можетъ

Противиться теб??

Дамскіе альбомы стараго добраго времени проклиналъ, какъ язву, Пушкинъ, надъ ними изд?вался И. С. Тургеневъ, въ нихъ на зло писалъ непристойныя двусмысленности Лермонтовъ. Между т?мъ, альбомы эти принесли много посмертной пользы именно т?мъ писателямъ, которые, при жизни, отъ нихъ больше вс?хъ страдали. Дамскіе альбомы жили страшно долго. Я, наприм?ръ, очень хорошо помню изъ своего д?тства альбомъ моей матери. съ благогов?йно переписаннымъ «Демономъ» Лермонтова, съ запретными политическими балладами Алекс?я Толстого, съ убитыми цензурою стихами изъ «Несчастныхъ» Некрасова, и т. п. Въ стран?, лишенной свободной печати, рукописная литература неистребима, и всякій способъ ея распространенія и сохраненія заслуживаетъ глубокой благодарности потомковъ. Осм?янные дамскіе альбомы съ томными горлицами надъ хладнымъ прахомъ и съ челов?комъ, ропщущимъ на Бога, сберегли русской литерагур? огромную и лучшую долю Пушкина, Лермонтова, Рыл?ева, Полежаева, Грибо?дова, Огарева, — и именно дамскіе альбомы, потому что та часть поэтическаго творчества нашихъ корифеевъ, о сохраненіи которой позаботились мужскія тайныя тетради, могла быть въ большинств? съ усп?хомъ позабыта безъ всякой потери для авторовъ, скор?е даже не безъ выигрыша въ ихъ репутаціи. Пушкинская ода «Вольность» и «Кинжалъ» ползли альбомнымъ порядкомъ почти 70 л?тъ! Если эти и имъ подобныя историческія стихотворенія не угасли безсл?дно, это — заслуга исключительно сафьянныхъ книжекъ съ серебряными застежками, куда съ любовью и трепетомъ переписывали ихъ женскія руки — отъ подруги къ подруг? и изъ покол?нія въ покол?ніе. Женская переписка отличается отъ мужской завидной точностью; она воспроизводитъ текстъ съ педантическою аккуратностью, весьма часто сохраняющею даже ошибки оригинала. Сличая, ходившіе по рукамъ въ шестидесятыхъ и семидесятыхъ годахъ, списки запретнаго романа «Что д?лать», мн? неоднократно приходилось встр?чать, повторенныя въ нихъ разными женскими почерками, одн? и т? же опечатки въ подлинномъ текст? журнала «Современникъ». Итакъ, простимъ госпож? Лариной ея альбомъ — т?мъ бол?е, что, какъ вс?мъ изв?стно, — пере?хавъ съ супругомъ въ деревню и переживъ въ ея кислой проз? первыя жестокія разочарованія отъ поэтическихъ вдохновеній Ричардсона, Стерна, Мармонтеля, Карамзина и Шаликова, она очень скоро все позабыла: альбомъ, корсетъ, княжну Полину, стиховъ чувствительныхъ тетрадь, стала звать Акулькой прежнюю Селину

И обновила, наконецъ,

На ват? шлафрокъ и чепецъ.

Разум?ется, далеко не вс? русскія сантименталки успокаивались съ тою же легкостью. Писемскій въ своихъ великол?пныхъ очеркахъ о «Русскихъ Лгунахъ» вспоминаетъ св?жимъ преданіемъ, какими безобразными каррикатурами доживало свой праздный в?къ это странное женское покол?ніе. Оно подарило русскому обществу довольно много посредственныхъ и еще больше плохихъ писательницъ, изрядное количество старыхъ д?въ, которыхъ Наполеоновы войны оставили безъ жениховъ, a потому б?дняжки ударились въ піэтизмъ и въ мистицизмъ, до хлыстовщины включительно; и н?сколькихъ способныхъ святошъ-интриганокъ, въ молодости игравшихъ роль при двор? Александра I или въ его иностранныхъ посольствахъ, a къ старости, обыкновенно, обращавшихся, стараніемъ отцовъ іезуитовъ, въ католичество и умиравшихъ гд?-нибудь въ Рим?, Лиссабон?, Моден?, разссорясь съ родными и отписавъ не малые милліоны своимъ новымъ духовникамъ. Изъ этого же покол?нія вышла Н. Дурова — знаменитая кавалеристъ-д?вица, воевавшая съ Наполеономъ, раненая при Бородин?. Нарочно отм?чаю ее, потому что воинственная экзальтація этой д?вушки очень исключительна. Кто читалъ «Войну и миръ» графа Л. Н. Толстого, не можетъ не обратить внимаыія, какъ мало отражаются переживаемыя Россіей политическія грозы эпохи на героиняхъ романа. Ихъ интересъ къ испытаніямъ войны весь исчерпывается т?мъ участіемъ, какое принимаетъ въ ней ихъ братъ, мужъ, любовникъ. Патріотизмъ ихъ проявляется р?дко, неуклюже, книжными, напускными фразами: такова переписка княжны Марьи и Жюли Карагиной. У нихъ н?тъ ни государственной, ни обществевной идеи. Чувствуется, что между ихъ бабками, героинями «петербугскаго д?йства», ихъ матерями, вельможными одалисками и интриганками потемкинскаго лагеря, и ими легла полоса девяностыхъ годовъ. Сказалась капризная, старческая реакція одряхл?вшей Екатерины, сказался безумный Павловъ терроръ. Покол?ніе княжны Марьи Болконской, д?вицъ Буниной, Изв?ковой, сестеръ Поповыхъ, Татариновой, дочери Лабзина и другихъ ровесницъ — пришибленное, съ битыми, запуганными мозгами. Это дочери опальныхъ, a потому раздраженныхъ, оскорбленныхъ и крикливыхъ деспотовъ-отцовъ, разосланныхъ Павломъ отъ двора по глухимъ деревнямъ; это сестры и жены суровыхъ солдатъ, изъ которыхъ для лучшихъ и мятежныхъ духомъ воиновъ-аристократовъ, какъ толстовскій князь Андрей Болконскій, идеалъ — Наполеонъ Бонапарте, a для худшихъ гатчинскихъ выскочекъ, — всероссійское страшилище, графъ Алекс?й Андреевичъ Аракчеевъ. Реакціонныя эпохи, пресл?дуя гоненіями политическую и соціальную мысль, направляютъ слабую часть общества, какъ въ посл?днее приб?жище, на безопасные пути субъективнаго самоанализа, которые, посл? всевозможныхъ вычурныхъ блужданій, обычно приводятъ къ мистицизму. Имъ роковымъ образомъ и кончали чахлые умы, простуженные въ ранней юности морозами Павлова террора. Княжна Марья, д?вицы-поэтессы, ув?нчанныя академіей наукъ; пресловутая «д?ва Анна», дочь графа Алекс?я Орлова и первая жрица дикаго фанатика Фотія; какія-то высокопоставленныя монахини, таинственно исчезающія за ст?нами захолустныхъ монастырей; Авдотья Глинка, пишущая поэмы-диссертаціи «о млек? Богородицы»; — арфа Мальвины, плачущей на гроб? Эдвина, арфа сіонскихъ гимновъ; пророчицы, гадальщицы, хлыстовщина госпожи Крюднеръ, хлыстовщина Екатерины Филипповны Татариновой, — таковы наимен?е дюжинные женскіе всходы Павловскихъ нивъ, сжатые Александровскимъ царствованіемъ. Остальныхъ — второй и третій сортъ покол?нія — показалъ Грибо?довъ въ «Гор? отъ ума». Пушкинъ въ строфахъ о Лариной, Гоголь въ дам? просто пріятной и дам? пріятной во вс?хъ отношеніяхъ, Толстой въ В?р? Ростовой и Эленъ Безуховой. Или оторванный отъ земля мистицизмъ, экстазы отвлеченной мысли, восторги самосозерцанія и самоуглубленія, самодовл?ющая религія, пылающая къ небу какъ-то мимо міра съ людьми и д?лами его, — или поразительно упрощенная, праздная пошлость, низводящая существо женщины къ совершенно животному прозябанію. Не удивительно, что, при такихъ условіяхъ, грандіозная эпопея Отечественной войны прошла не только безъ русскихъ Деборъ и Юди?ей, но и почти безъ т?хъ милосердныхъ подвиговъ, которые, въ будущихъ войнахъ XIX в?ка, покрыли голову русской женщины лаврами безприм?рнаго самоотверженія и сд?лали героизмъ состраданія ея національнымъ символомъ въ литературахъ вс?хъ цивилизованныхъ странъ и народовъ. Попытка Пушкина создать типъ д?вушки-аристократки 1812 года, вдохновенно пылающей патріотизмомъ (Полина въ очерк? «Рославлевъ»), оказалась бол?е, ч?мъ неудачною. Да и то — Полина уже н?сколько моложе покол?нія, о которомъ мы говоримъ, равно какъ и большинство героинь въ «Пов?стяхъ Б?лкина».