VI

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

VI

«Много, очень много обвиненій сыпалось на насъ со стороны г. прокурора. Относительно фактической стороны обвиненій я не буду ничего говорить, — я вс? ихъ подтвердила на дознаніи, но относительно обвиненій меня и другихъ въ безнравственности, жестокости и пренебреженіи къ общественному мн?нію, относительно вс?хъ этихъ обвиненій я позволю себ? возражать и сошлюсь на то, что тотъ, кто знаетъ нашу жизнь и условія, при которыхъ намъ приходится д?йствовать, не броситъ на насъ ни обвиненія въ безнравственности, ни обвиненія въ жестокости».

Эти спокойныя, скромныя слова русской д?вушки-революціонерки были произнесены почти что подъ вис?лицею: это посл?днее слово подсудимой Софьи Перовской въ отв?тъ на обвинительную р?чь Муравьева, по д?лу 1-го марта. Въ половин? девяностыхъ годовъ я им?лъ случай познакомиться съ старымъ свитскимъ генераломъ, который допрашивалъ Перовскую. Этотъ челов?къ пропустилъ сквозь свои руки сотни, если не тысячи, борцовъ русскаго освободительнаго движенія, смотр?лъ на нихъ съ чиновнаго высока, равнодушно-злобно, какъ на беззащитнаго врага, подлежащаго, сколько онъ тамъ ни барахтайся, роковому, непрем?нному растоптанію. Но Перовскую онъ уважалъ.

— За что?

Генералъ долго молчалъ, потомъ признался:

— Ужъ очень она насъ презирала. Другія ненавид?ли, a эта презирала.

Мужество сознательнаго энтузіазма борьбы и презр?нія къ врагу не оставило Перовскую до роковой петли. Ужасный экзаменъ смертной казни былъ ею выдержанъ съ безприм?рнымъ мужествомъ. Почти неслыхавная вещь произошла: вс? казнимые, какъ бы храбро ни встр?чали конецъ свой, бл?дн?ютъ на эшафот?, a Софья Перовская вдругъ загор?лась румянцемъ, точно нев?ста предъ алтаремъ.

Софья Перовская — заключительное по энергіи слово того политическаго энтузіазма, въ которомъ жила и которымъ жила женщина семидесятыхъ годовъ. Лучшую характеристику этого энтузіазма дала въ 1874 году записка испуганнаго врага — знаменитый докладъ министра юстиціи гр. Палена. Этотъ докладъ приписываетъ главный усп?хъ революціонной пропаганды «им?ющимся въ ея сред? въ немаломъ количеств? молодымъ женщинамъ и д?вушкамъ», сод?йствовавшимъ «покрыть с?тью революціонныхъ кружковъ большую половину Россіи». Изъ 23 пунктовъ пролаганды, поименованныхъ Паленомъ, 6 находились подъ руководствомъ женщинъ: Іешернъ фонъ Герцфельдъ, Субботиной, Цв?тковой, Андреевой, Колесниковой, Брешковской, Охременко. Паленъ съ нескрываемымъ ужасомъ отм?чаетъ факты многочисленныхъ поб?дъ революціи въ семейныхъ н?драхъ самыхъ, казалось бы, благонадежныхъ и монархическихъ очаговъ. «Такъ, — жалуется онъ, — жена оренбургскаго жандармскаго полковника Голоушева не только не отклоняла сына своего отъ участія въ д?л?, а, напротивъ того, помогала ему сов?тами н св?д?ніями. Такъ, весьма богатая и уже пожилая женщина, курская пом?щица Софья Субботина, не только лично вела революціонную пропаганду среди ближайшаго крестьянства, но склонила къ тому же свою воспитанницу Шатилову и дочерей, даже несовершеннол?тнихъ, посылала доканчивать образованіе въ Цюрихъ. Такъ, дочери д?йствптельныхъ тайныхъ сов?тниковъ., Наталья Армфельдъ, Варвара Батюшкова и Софья Перовская, дочь генералъ-маіора Софья Лешернъ фонъ Герцфельдъ и многія другія шли въ народъ, занимались полевыми поденными работами, спали вм?ст? съ мужиками, товарищами по работ?, и за вс? эти поступки, по-видимому, не только не встр?чали порицанія со стороны своихъ родственниковъ и знакомыхъ, а, напротивъ, сочувствіе и одобреніе». По счету Палена, на 620 мужчинъ, привлеченныхъ въ 37 губерніяхъ по политическимъ д?ламъ, приходится 158 женщинъ. Это отношеніе 1:4, очень характерно, — бол?е того: оно національно, если мы вспомнимъ указанное выше 25 %, 30 %-ное отношеніе женщинъ къ мужчинамъ въ простонародныхъ бунтахъ николаевскаго времени и въ ссылк? за неповиновеніе пом?щичьей власти.

Женщины чайковцевъ, женщины долгушинцевъ, женщины нечаевскаго д?ла… Но первымъ политическимъ процессомъ, который потрясъ общество зр?лищемъ именно женской революціонной готовности, остается все-таки «д?ло пятидесяти», съ шестнадцатью обвиняемыми женщинами. Изъ нихъ шесть пошло на каторгу, дв? — въ рабочій домъ, a остальныя — въ Сибирь на поселеніе.

Глазамъ не в?рю —

На казнь идти и гимны п?ть

И въ пасть некормленному зв?рю

Безъ содроганія гляд?ть!

Это мрачное нзумленіе майковскаго Деція охватило всю старую Россію, когда предъ нею, какъ восторженно разсказываетъ Степнякъ, «лучезарныя фигуры д?вушекъ, съ спокойнымъ взоромъ и съ д?тски безмятежной улыбкой на устахъ, прошли туда, откуда н?тъ возврата, гд? н?тъ м?ста надежд?«. Умирающій Некрасовъ послалъ участницамъ д?ла стихотвореніе — последній стонъ своей измученной души. Потрясенный, растерянный Полонскій явился простодушнымъ выразителемъ общественнаго смущенія, написавъ чуть ли не лучшую и самую страстную свою вещь:

Что мн? она? Не жена, не любовница

И не родная мн? дочь;

Такъ, отчего жъ ея доля проклятая

Спать не даетъ мн? всю ночь?

и т. п.

A Тургеневъ глубоко задумался и прі?халъ въ Петербургъ, чтобы присутствовать на политическомъ процесс? Южно-русскаго рабочаго союза, отд?ленномъ отъ «д?ла пятидесяти» двумя м?сяцами. И въ высшей степени знаменательно, что сербскій переводчикъ «Нови» не нашелъ лучшаго способа комментировать этотъ политическій романъ, какъ — приложивъ къ нему предисловіемъ посл?днее слово С. И. Бардиной. Впосл?дствіи Тургеневъ посвятилъ памяти Софьи Перовской свой знаменитый «Порогъ».

У каждаго политическаго движенія есть свои мистики. Одинъ изъ нихъ, въ глухомъ сибирскомъ городк?, ув?рялъ меня, что для русской женской эволюціи вообще, a для революціи въ особенности, апокалипсическое имя — Софья. Оно, д?йствительно, чрезвычайно часто повторяется и въ боевыхъ революціонныхъ реляціяхъ: Софья Перовская, Софья Лешернъ, Софья Бардина, Софья Гинсбургъ, и въ л?тописяхъ научнаго женскаго движенія: Софья Кавелина, Софья Ковалевская. Софь? Перовской, какъ террористк?, суждено было взять самую высокую ноту революціоннаго діапазона. Софь? Бардиной — выпало на долю суммировать причины, сд?лавшія русскую женщину душою революціи. Ея знаменитое посл?днее слово на суд? — евангеліе той «мирной культурной пропаганды», которою дышало русское освободительное движеніе до перелома, ознаменованнаго выстр?ломъ В?ры Засуличъ. Я позволю себ? напомнить два м?ста изъ этой общей программы, гд? Софья Бардина, какъ женщина, говоритъ за женщинъ:

— Относительно семьи я также не знаю: подрываетъ ли ее тотъ общественный строй, который заставляетъ женщину бросать семью и идти для скуднаго заработка на фабрику, гд? неминуемо развращаются и она, и ея д?ти; тотъ строй, который вынуждаетъ женщину, всл?дствіе нищеты, бросаться въ проституцію и который даже санкціонируетъ эту проституцію, какъ явленіе законное и необходимое во всякомъ благоустроенномъ государств?; или подрываемъ семью мы, которые стремимся искоренить эту нищету, служащую главн?йшей причиной вс?хъ общественныхъ б?дствій, въ томъ числ? и разрушенія семьи?

И — конецъ р?чи, который хорошо и справедливо звучитъ еще и для нашихъ дней:

— Наступитъ день, когда даже и наше сонное и л?нивое общество проснется и стыдно ему станетъ, что оно такъ долго позволяло безнаказанно топтать себя ногами, вырывать y себя своихъ братьевъ, сестеръ и дочерей и губить ихъ за одну только свободную испов?дь своихъ уб?жденій! И тогда оно отомститъ за нашу гибель… Пресл?дуйте насъ — за вами пока матеріальная сила, господа; но за нами сила нравственная, сила историческаго прогресса, сила идеи, a идеи — увы! — на штыки не улавливаются!

Бардина, безъ ложной скромности, могла бы прибавить:

— A не улавливаютея идеи на штыки потому, что мы идемъ на штыки за идеи! И идемъ не однажды, не случайно, не мгновеннымъ порывомъ и вдохновеніемъ страсти, но изо дня въ день, годъ за годомъ, всю свою жизнь!

Для вс?хъ этихъ женщинъ, покуда он? въ Россіи, жизнь д?лится на тюрьму и д?ятельность. Если он? не въ тюрьм?, значитъ — он? агитируютъ. Если он? не агитируютъ, значитъ, он? въ тюрьм?. Какой фантастическій романъ можетъ сравниться съ біографіей Перовской, съ ея арестами, поб?гами, переод?ваніями, отчаянною работою въ подкопахъ, тюрьмами и перелетами изъ конца въ конецъ по Россіи? Но в?дь Перовская — только наибол?е типическая индивидуальность, бол?е или мен?е такъ жили вс? ея подруги по д?лу. Ихъ фанатизмъ къ работ? свободы страшенъ въ своей несокрушимой гибкости, какъ клинокъ толедской стали. Когда, въ 1878 г., не удалась вооруженная попытка отбить y жандармовъ Войнаральскаго, участники покушенія гораздо больше, ч?мъ полиціи, боялисъ: что скажутъ женщины партіи? что скажетъ Перовская? Гартманъ съ товарищами р?шили — въ случа? обыска, не отдаваться живыми, похоронить себя вм?ст? съ жандармами подъ разваливами дома. Ho y кого не дрогнетъ рука произвести самоубійственный взрывъ? Общимъ р?шеніемъ выбираютъ Перовскую. Софь? Лешернъ смертная казнь зам?нена пожизненною каторгою. Она впала въ истерику и рыдала весь день, оскорбленная, что y нея отняли честь умереть съ товарищами — Браднеромъ, Антоновымъ и Осинскимъ. Лешернъ была взята при вооруженномъ сопротивленіи. Гд? женщины революціи, тамъ, посл? выстр?ла Засуличъ, почти всегда и вооруженное сопротивленіе. Он? не боялись ни боя, ни тюрьмы, ни казней. Он? — «неисправимыя». Кутиновская б?житъ изъ Нерчинска. На свободу? Н?тъ — только, чтобы стр?лять въ генералъ-губернатора Ильяшевича. Имя В?ры Засуличъ впервые мелькаетъ мимоходомъ еще въ нечаевскомъ процесс?! Кто разъ появился ва роковомъ красномъ фон?, остается на немъ в?чно, лишь перем?щаясь, какъ св?тящаяся муха. Мужчины устаютъ, мужчины м?няютъ мн?нія, мужчины иногда просятся на отдыхъ и сдаются на капитуляцію подъ милостивыя условія частныхъ амнистій. Въ женской революціи процентъ сдающихся до того ничтоженъ, что даже не легко припоминаются имена. Въ организаторскихъ съ?здахъ 1879 года, р?шившихъ судьбу Александра II, участвовали равно мужчины и женщины, но женская группа ихъ не выд?лила впосл?дствіи ни Тихомирова въ кофточк?, ни Гольденберга въ юбк?. Когда женщина старой русской революціи устаетъ и не над?ется на свои силы, чтобы дал?е нести свой крестъ мести и печали, y нея одинъ выходъ — въ могилу. Бывали годы, наполненные такимъ отчаяніемъ женскимъ, что самоубійства повторялись чуть ли не эпидемически. Ужасенъ въ этомъ отношеніи некрологъ 1883-ro года, въ теченіе котораго въ Женев? застр?лилась Софья Бардина, въ Берн? отравилась Евгенія Завадская, въ Красноярск? отравиласъ Колотилова, въ Енисейск? — Лидія Клейнъ, въ дом? предварительнаго заключенія пов?силась Настасья Осинская, сестра знаменитаго Валеріана Осинскаго, пов?шеннаго въ Кіев? въ 1879 году — и рабочій Бочинъ въ Якутской области задушилъ Елену Южакову, въ развязк? романической исторіи, что, собственно говоря, сл?дуетъ отнести тоже къ разряду нравственныхъ самоубійствъ. И, все-таки, опять надо сказать: женскіе нервы выдерживали борьбу съ большею выносливостью, ч?мъ мужскіе. Просматривая въ книг? Бурцева некрологи революціи съ 1875 года по 1896 годъ, я насчиталъ 48 мужскихъ самоубійствъ на 15 женскихъ. Количество женскихъ сумасшествій относится къ мужскому, какъ 5:12. Цифры эти, конечно, далеки отъ точности и, при томъ, говорятъ только о вождяхъ, такъ сказать, объ аристократіи движенія: масса отъ нихъ ускользнула и врядъ ли поддается подсчету, — но схему отношеній он?, во всякомъ случа?, даютъ — и съ достаточною выразительностью. Наоборотъ, выносливость физическая, какъ и сл?довало ожидать, несравненно дольше сохраняетъ мужчинъ въ тюрьм? и ссылк? и д?лаетъ бол?е удачными ихъ поб?ги. Для женщины Восточная Сибирь и каторжная тюрьма — смертный приговоръ, растянутый не бол?е, какъ на два, на три года, много — на пять л?тъ. Поразительный прим?ръ В?ры Фигнеръ, которую не могли ни заморить, ни изм?нить двадцать л?тъ шлиссельбургской кельи, своею исключительностью только подчеркиваетъ общее правило. Уходя въ революцію, женщина твердо знала, что обрекаетъ себя на смерть скорую и неминуемую — отъ правительственной ли кары, отъ своей ли руки, что революціонная работа есть самый быстрый и в?рный способъ украсть y себя жизнь. Но р?дко кого смущало это сознаніе. Сильные женскіе характеры встаютъ одинъ за другимъ непрерывною ц?пью — и не только по одиночк?, a очень часто ц?лыми группами. Революція им?етъ свои женскія династіи: сестры Фигнеръ, сестры Любатовичъ, Субботины. Разсматривая женскія революціонныя самоубійства, не трудно вид?ть, что большинство ихъ создано или, д?йствительно, такою безысходностью положенія, что только и остается — перер?зать себ? осколкомъ стакана сонную артерію, какъ Гинсбургъ въ Шлиссельбург?, или вполн? понятнымъ отчаяніемъ ранней юности. Въ 1881 году въ Красноярск? пов?силась семнадцатил?тняя Викторія Гуковская, осужденная на поселеніе по одесскому д?лу въ 1879 году, когда ей было всего 14 л?тъ. Не то удивительно, что ребенокъ лишилъ себя жизни, — удивительно, что онъ терп?лъ жизнь два года!