Вглядываясь в новый мир («Чевенгур»)
Вглядываясь в новый мир («Чевенгур»)
Писатель пристально вглядывался в процесс возведения нового мира, видя, что переломное время рождает новые отношения между людьми, что сдвинут привычный уклад жизни, а люди в поисках истины устремляются в путь (одним из ведущих мотивов его произведений является мотив движения, дороги). Даже инвалид Жачев из «Котлована» «направляет хоть куда-нибудь действие своей тележки».
Одной из вершин творчества А. П. Платонова стал роман «Чевенгур» – философское произведение, соединяющее в себе черты утопии и антиутопии. Революция социальная тесно связана у Платонова с революцией «космической», что вызывает ассоциации с концом света.
В романе перед читателем предстает фантастический город Чевенгур, где коммунизм уже построен, но картина этого рая на земле довольно непривлекательна. Люди в городе практически ничего не делают. Так как труд способствует происхождению имущества, а имущество угнетению, работа объявлена пережитком эксплуатации и отменена. За всех и для каждого работает лишь Солнце, объявленное в Чевенгуре всемирным пролетарием. Изображая в Чевенгуре поселение коммунизма, автор рисует страшную картину вымирания города, показывает смерть массы людей, охваченных безумством перемены всего, включая семью, традиции, веру.
В романе Платонов исследует проблему истинного и ложного. Истинное – это все то, что естественно, искренно и исходит из души, а все безнравственное – это то, что противоречит естественному ходу человеческой жизни и человеческой природе. Создание идеального коммунистического общества любыми путями и есть противоречие, глумление над человечеством. Город Чевенгур получился трагическим и жалким, печальным и смешным.
Отношение человека к миру в романе представлено несколькими философскими позициями. Это позиции уважения и удивления перед устройством мира, желания разгадать тайну смерти рыбака, веры в творчество и созидание. Соответственно различны и попытки разрешения мировых проблем, установления справедливого порядка. Это и достижение технического совершенства, и уничтожение какого-либо имущества, и всеобщее братство.
Вера в революционное переустройство действительности, мечта коллективного творчества жизни, в результате которого рождается «новый человек» и «новый мир», в какой-то мере роднят писателя с его персонажами. Сам писатель был ярким представителем поколения двановых и копенкиных, искренне полагая, что участвует в созидательной работе невиданного масштаба (об этом свидетельствуют его статьи, письма, воспоминания современников). Но его художнический гений оказался пророческим: всматриваясь в то, как бездарно и грубо, корыстно и равнодушно распоряжаются «пролетарским веществом», рассказывая правду о том, как строится утопия социализма, писатель с помощью своего необыкновенного метафорического языка воссоздает утопию, но это утопия абсурда. Именно поэтому главные произведения Платонова, написанные еще до войны, не увидели свет при жизни автора.
Действительно, трудно увидеть ярого апологета советской власти в писателе, который рассказывает в своих романах, как Чевенгурская коммуна, начавшая с того, что расстреляла всех домовладельцев как «пережитков прошлого», потом принципиально отказалась трудиться, так как труд – это «уступка побежденному капиталу».
В «Чевенгуре» практически нет человека, который мог бы элементарно понимать происходящее. Эти люди как будто лишены способности мыслить. Они могут только фанатично верить. Постижение мира происходит у них главным образом через эмоциональную сферу. Чепурный, глава чевенгурского совета, прислушивается к своим ощущениям, которые сформулировать просто не в состоянии. Но рядом есть человек, из любой ситуации извлекающий пользу, – Прохор Дванов. Именно он формулирует «тезисы» Чепурного. Эти «тезисы» становятся программой действий для настоящего карателя – товарища Пиюси, бывшего каменщика. Для исполнения этой программы не нужна голова – нужен только заряженный наган. Эти трое образуют модель власти, основанной на принуждении. Писатель исследует конфликт здравого смысла со слепотой фанатизма: вторгающиеся в «вакханалию слепоты» (А. Д. Шиндель) трезвые голоса обнаруживают глубину абсурда, разъедающего даже такую чистую душу, как Саша Дванов.