Улан-Удэ. Головою в космосе

Амарсана Улзытуев. Анафоры. М.: ОГИ, 2013. — 76 с. Тираж 300 экз.

Свои стихи Амарсана Улзытуев рычит. Когда его слушаешь, становится жарко (я даже снял свитер).

А в сборнике читаешь — ничего страшного. Стихи. Интересные.

Улзытуев — сын известного и рано ушедшего поэта Дондока Улзытуева. Улзытуев-старший писал по-бурятски; его книгу перевел Евтушенко.

У Амарсаны Улзытуева есть сын Дондок — в честь деда, наверное. «Озеро Щучье, купаюсь с моими детьми, / Оленьке — девять, сыну Дондоку — шесть».

На Щучьем озере я не был; вообще не бывал в Бурятии. Почитав Улзытуева — жалею.

Жить в небе и наблюдать облака здесь удобнее,

Жимолости вкус, горчинки — здесь в Бурятии жить,

Где коровы жуют эдельвейс, цветок альпинистов,

Где головою в космосе гуляешь по городу…

Анафора — слово, как известно, не бурятское. Хотя звучит почти как анаграмма имени автора — Амарсана.

Анафора у Улзытуева — это то, что Квятковский называл звуковой анафорой. У Пушкина, например:

«Грозой снесённые мосты, / Гроба с размытого кладбища».

«Чтобы белый стих не превратился в аморфное образование типа западного верлибра… я и применяю в своих опытах анафору и переднюю рифму как систему. Ранее использовавшиеся лишь окказионально в русской поэзии, они образуют новую форму поэтического большого стиля. Возможно, когда-нибудь эта форма придет на смену конечной рифме».

Это из «Вместо предисловия» Улзытуева к сборнику. С подзаголовком «Из авторского манифеста „К вопросу о конечном и бесконечном в русской поэзии“»[117].

Действительно — анафоры. Действительно — интересно.

Слон, вселенноподобный, купается в мутной

от ила реке,

Словно самое первое слово в начале времён,

Весь коричнево-бурый, местами похожий на землю

в безвидной воде.

Весел в воде колыхается, хоботом плещет, играется.

И все же, нерв стихов Улзытуева — не в анафорах. Напрашивается другой, не менее филологический — но, возможно, более точный термин. Оксиморон. Не как соединение противоположного, а как столкновение предельно далекого.

Слово (да еще и русское) — и слон. При чем здесь слон? Притом.

Или похороны — и веселье.

Гроб, ай да гроб смастерил брат твой Эрик,

плотник великий,

Гром тамтамов, музыку сфер, вопль черноокой вдовы

Заслонила огромная рыбина с серебряной чешуей,

Заполонила хижину бедного рыбака.

…

Рыбу-гроб несут пьяные друзья его и понарошку

дерутся,

Ибо любил Эдди выпить и, конечно, подраться.

Оп! и рыба слегка накренилась и двинулась вспять,

Окрики сзади: Вертаемся, Эдди что-то дома забыл —

духи велят!

Так двигается траурная процессия то вперед,

то назад,

То распевая чёрные псалмы, то приплясывая…

Если шаман — то почему-то итальянец.

Шаман бледнокожий похожий на редьку,

Шаром земным он пользуется как бубном,

Простой кулинар-итальянец в прошлом,

Трусцой вокруг жертвенного огня он скачет…

Если человечество — то уж какое-то совершенно нечеловеческое:

Любое человечество пою,

Слепое под землей, немое, кольцами ревущее,

Сырое, окающее, космосами из себя плюющее,

Ночное, лазающее, ползущее, деревья жрущее…

Оксиморон. Парадоксальное соединение вещей не просто далековатых — в чем, по Ломоносову, и состоит суть поэзии, — но и несовместимых.

Путь рискованный. Не всегда несовместимое желает совмещаться, а совместившись — становится поэзией. Иногда комбинаторика становится несколько умышленной, «придуманной». Как, например, в «Разделке барана». Помянуты и «трансцендентный путь», и «второй закон термодинамики»… И «от кишок отделяются Солнце и Млечный Путь», и «сотворяются суша, эфир, Мировой океан».

Ощущение, что разделку барана осуществлял как минимум авторский коллектив «Мифов народов мира».

Но в лучших стихах сборника это соединение мифа с логосом, Востока — простите за избитое сочетание — с Западом происходит легко и органично. Без цитатных стежков на швах. Одним из таких стихов — «Нобелевская премия (Памяти Иосифа Бродского)» — и завершу.

До слёз трогает обряд скандинавский —

Одаривать деньгами мысли циолковские,

Помню в детстве обычай бурятский —

За то, что я ребёнок, совали целковые.

Стоит король шведский с ходаком шёлковым

Благодарности человечества и улыбается,

И с ним вся родня его, языками цокая,

Тебе, вечному ребёнку, радуются не нарадуются…

«Дружба народов», 2014, № 3