От 50 до 60

Феликс Чечик. Из жизни фауны и флоры. (Рукопись.)

Эта книга в прошлом году не вышла. Выйдет ли в этом — неизвестно. При этом она успела получить в 2012-м «Русскую премию».

В моем компьютере хранится в виде вордовского файла.

Феликс Чечик — вместе с Верой Павловой, Владимиром Салимоном, Юлием Хоменко — возрождает жанр лирической эпиграммы. Хотя «возрождает» — не совсем точно. Вспомним: сборник лирических эпиграмм у позднего Маршака. Отдельные эпиграмматические вещи у Тарковского, Самойлова, Кушнера. Но все это воспринималось тогда как что-то на краю литературы, у бережка, на мелководье.

Сменилось время: последнее стало первым. С середины 1990-х пошла мода на «гаррики»; с середины 2000-х сетевые аматёры принялись выпекать четырехстрочные «пирожки».

В отличие от множества эпиграмматических поделок, краткость в стихах Чечика — не самоцель; не задана она и незначительностью сюжета.

Петушок на палочке

стоит 8 коп.

Траурные саночки

тащат в гору гроб.

Бабка повивальная,

плачь заупокой.

Счастье самопальное

тает за щекой.

Чечику удается в коротком, внешне безыскусно написанном стихе соединить трудносоединимое. Карамельного петушка — и саночки с гробом. Россию — и Израиль. «Я променял на ближний Ost / вдруг ставший дальним West. / Но неизменна сумма звёзд / от перемены мест». Даже — зиму и лето:

Стихи о зиме

в середине июля

застряли во мне,

будто в дереве пуля.

Болеть — не болит,

но саднит еле-еле.

Цветением лип

пропитались метели.

А порой и болит, и саднит — как в одном из стихотворений «армейского» цикла.

То сено, то солома.

Да на краю земли.

А в это время дома

невесту увели.

Невесту уводили,

как лошадь со двора,

когда меня будили

пинками прапора.

Когда я мёрз в НТОТе

и проклинал ч/ш[113],

она по зову плоти

заржала и ушла…

Единственный возможный упрек к сборнику — объем. Минимализм стиля требует минимализма в отборе. Много только пейзажей (без видимого за деревьями смыслового леса), просто реминисценций. Хотя, возможно, при издании «на бумаге» что-то будет сокращено.