Сладость возвращения

Затем наступает ночь любви Одиссея и Пенелопы. Годы не изменили ни красоты Пенелопы, ни страсти Одиссея. Поэма вообще относится к времени с недоверием. Одиссей обо всем рассказывает Пенелопе. Перед нами проходит бесчисленное число образов: чудовища, колдуньи, бури, схождение в ад, песни сирен, драма на острове Гелиоса. Вот так, в нескольких стихах, резюмируются годы его отсутствия. Вся эта ситуация похожа на водевиль. Представьте себе человека, опоздавшего к своей жене на пару десятков лет и представляющего ей подобные извинения: «Прости, дорогая, меня задержал циклоп»! Даже Фейдо[32] не осмелился бы на такое.

Пенелопа выслушивает его рассказ. Тут на голову Одиссея могло бы свалиться еще одно несчастье: а вдруг она ему не поверила бы! Это могло бы стать худшим кошмаром Примо Леви[33], вернувшимся из нацистского концентрационного лагеря: представьте, что ему никто не поверил. Тут и источник меланхолии Шабера[34]: он возвращается из Эйлау, но жизнь в Париже изменилась до неузнаваемости, он ничего не узнает, а его не узнает жена. Одиссей возвращается в мир узурпированный, но подобный тому, каким он был. История не ускорила свой бег. И реставрация оказалась возможной.

Одиссей не смирился с тем, что власть ускользнула из его рук. Его совершенно не волнует этот популярный припев XXI века: «Мир меняется! Это нужно принять!» В античном мире никто не навязывает себе эту «унизительную необходимость идти в ногу со временем», как говорит Ханна Арендт[35].

Ночь с Пенелопой не без иронии напоминает нам о том, что «Одиссея» — всего лишь серия приключений, пережитых мужчинами ради женщин. Они всегда были здесь, за кулисами этого спектакля. И не символизирует ли саван Пенелопы наши судьбы, что без конца ткутся и распускаются? Афина помогает Одиссею, Калипсо пленяет его, Пенелопа держит путчистов на расстоянии. Прекрасная Елена становится причиной Троянской войны, волшебницы расставляют ловушки, ужасные дочери Посейдона и Геи, Харибда и Сцилла, пожирают моряков. Мужчина полагает, что это его приключения. На самом же деле им манипулирует женщина. Женщины не стремятся стать ровней мужчинам, ведь они превосходят их.

Одиссей мог бы стать бессмертным у Калипсо (она умеет обманывать время), мог бы забыть о времени у Цирцеи или у лотофагов. Но он предпочитает вернуться в неудержимое время простых смертных, предпочитает ясный ум и твердую память. Ведь предлагаемое Калипсо бессмертие означает погружение в пучину забвения, тогда как ночь с Пенелопой возвращает Одиссея на гребень волны. Он обретает утраченное время, но Альбертина не исчезает[36].

Много с тобой, Пенелопа, доныне мы бед претерпели

Оба: ты здесь обо мне, ожидаемом тщетно, крушилась;

Я осужден был Зевесом отцом и другими богами

Странствовать, надолго с милой отчизной моей разлученный.

Ныне опять мы на сладостном ложе покоимся вместе.

Ты наблюдай, Пенелопа, за всеми богатствами в доме,

Я же потщусь истребленное буйными здесь женихами

Все возвратить: завоюю одно; добровольно другое

Сами ахейцы дадут, и уплатится весь мой убыток.

Надобно прежде, однако, наш сад плодовитый и поле

Мне посетить, чтоб увидеть отца, сокрушенного горем.

(«Одиссея», XXIII, 350–360)

«Увидеть отца»… Поэма заканчивается на этой высокой ноте: нужно восстановить сыновние связи. Все мы где-то берем свое начало. Последняя миссия Одиссея — явиться перед своим отцом. Он отвоевал свое пространство, свою Итаку. Теперь ему нужно примириться со временем: вспомнить о своем происхождении. В античной мысли мы все откуда-то и от кого-то происходим. Современное царство индивидуализма с его догмой, сводящей нас к самогенерирующимся монадам без предков и корней, еще слишком далеко.

Сладостней нет ничего нам отчизны и сродников наших, —

уже говорил Одиссей феакам («Одиссея», IX, 34).

Теперь он может осуществить свою мечту и увидеть своего старого отца.

Рассказом о «тринадцати грушах оцветившихся, десяти отборных яблонях и сорока смоковницах» («Одиссея», XXIV, 340–341) Одиссей заставлает Лаэрта, все еще сомневающегося, поверить в то, что перед ним действительно его сын. Так и Пенелопа с помощью загадки о супружеской постели, стоящей на оливковой ноге, убеждается, что перед ней ее супруг.

Гомер призывает деревья в качестве символических свидетелей истины.

Растущее из земли не врет.