7. «Душа… да это кот наплакал…»
Душа… да это кот наплакал
И лапкой струны потрепал,
И где-то бубенец прозвякал,
И кто-то жизнь свою отдал.
Зачем? Ах, как прелестны розы
И как умильно строг забор!
И кто сказал — в тоске склероза —
Что есть паденье и позор?
Но я не верю, нет, не верю
Кошачьей лапке и слезам.
Я по себе доверье мерю,
Я верю крысам и мышам.
Они со мной играют в прятки.
Им жуть мила. Им смерть страшна.
Душа… да вот ее зачатки:
Подполье, ночь и тишина.
108. «Восходит в ночь душа моя…» Восходит в ночь душа моя. Мысль холодна, светла, спокойна, И сердце тишины достойно, Не ненавидя, не любя. О, ночь! О, непомерный круг Шагов… Прозрачный шаг стихии. Всё тише рокоты глухие, В душе рождая вещий звук. Расти, душа! Твой тайный
183. «Душа живет в иносказаньи…» Душа живет в иносказаньи. Я снова расскажу себя В земном, в небесном сочетаньи… Твое молчанье полюбя, Твоих колен чуть узкий профиль, Огромный взгляд и низкий лоб, Я принаряженные строфы Кладу в повапленный свой гроб. Как свечи, в пламени,
5. «Твоя душа из горностая…» Твоя душа из горностая. Был красен ты, а ныне бел. Судьбины ветр несет, качает Твою земную колыбель. Опять бредешь под небесами, Под рукавами по земле, Опять ты убаюкан снами, — Биясь в томленьи, как в петле. И если любишь, ненавидишь, Всё так
Когда глохнет душа Великое это дело – душевный такт, верная интонация. Вскоре после войны один из крупных наших писателей, признанный художник слова, бичуя в газетной статье звериную суть гитлеризма, обронил такие слова: фашисты, мол, рады были «упиться детской кровцой».
Часть I Нежная душа Посвящается двум гениям русского театра Памяти Анатолия Эфроса, который поставил «Вишневый сад» на Таганке в 1975 году Памяти Владимира Высоцкого, который играл Лопахина Ф И Р С. Способ тогда знали. РАНЕВСКАЯ. Где же теперь этот способ? Ф И Р С. Забыли.
Русская душа Когда вершина пройдена, путь ведет только внизВ мире все больше вещей (это очевидно). Значит, все меньше души (хотя это не так очевидно).Некогда о душе подумать. Человек беспокоился о своих вещах, охранял их (амбар, самовар, квартиру, машину). И вдруг оказалось,
Игорь Меламед: Душа моя, со мной ли ты еще? Когда-то, в литинститутскую бытность, проживая с Игорем в одной комнате знаменитой общаги на Добролюбова 9/11, я — и в шутку и в серьез — написал об Игоре статью. Шутка была в том, что самое большее, на что я, начинающий критик, мог
«Душа сумує…» (Coda) …Хтось називав його гедоністом, щоправда, із застереженням — етичним гедоністом, в епікурівському сенсі. Можливо, й не зовсім без підстав — адже й сам він н?раз говорить про себе, що немає для нього вищого щастя, ніж внутрішнє задоволення в правді й