Повести Н. Ф. Павлова (1803–1864)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Повести Н. Ф. Павлова (1803–1864)

Повести Н. Ф. Павлова – промежуточное звено между романтическими и реалистическими повестями. В них соседствуют признаки «идеального» (Белинский), романтического направления (Бестужев-Марлинский, В. Одоевский, Н. Полевой, М. Погодин и др.), и реалистических тенденций, которые явно и полно обозначились в творчестве Пушкина («Повести Белкина», «Пиковая дама»). В сборник «Три повести» (1835) вошли «Именины», «Аукцион», «Ятаган».

В повестях Павлова еще много «идеальной поэзии» в описании внешнего облика героев, их чувств и взаимоотношений. Однако в них также прослеживается «верность действительности», правдоподобие обстоятельств, «письмо с натуры», которое проявляется «не в целом, но в частностях и подробностях».

В первой повести – «Именины» – правдиво описывается рабски унизительное положение крепостного музыканта, которого, по его словам, «отняли от отца с матерью» и, заключив после осмотра зубов и губ, что он сможет быть флейтистом в крепостном оркестре, «отдали… учиться на флейте». Автор опускает историю о том, что произошло с героем, превратившимся из забитого и запуганного крепостного музыканта в смелого и независимого штаб-ротмистра. Несмотря на счастливую случайность, исключительность метаморфозы, внутренний мир героя воссоздан с подлинным психологизмом, с детальным проникновением в характер, чему помогают описания быта и ситуаций. Все это дает представление о судьбе талантливых людей, выходцев из крепостного состояния.

Другое произведение – «Аукцион» – повесть-миниатюра, живописный очерк из жизни «света», «щегольский и немного манерный при всей его наружной простоте» (Белинский). В повести в ироническом тоне, «изящно и с блеском» рассказана история мести молодого светского человека неверной возлюбленной. Автор самим повествованием дает почувствовать призрачность, непостоянство, «аукционность», случайную прихотливость и вместе с тем безысходность светских отношений. ««Аукцион» – есть очень милая шутка, – отозвался Пушкин, – легкая картинка, в которой оригинально вмещены три или четыре лица. – А я на аукцион, – а я с аукциона – черта истинно комическая». В «свете» вместо чувств есть лишь суррогаты чувств, а вместо страданий – имитация их, там не способны ни любить, ни страдать в полную силу.

Пожалуй, наиболее художественно и социально значимой частью цикла была повесть «Ятаган». В ней раскрывалась история молодого человека, произведенного в корнеты в то время, когда «военные… торжествовали на всех сценах». Повесть написана автором с подлинным драматизмом.

Восторженный корнет, волею случая (пустяковая ссора на балу и дуэль) надевший солдатскую шинель, попадает в унизительное положение и испытывает на себе всю силу неограниченной власти офицерства. Его участь усугубляется тем, что полковым командиром разжалованного Бронина – так зовут героя – оказался его соперник, который под благовидным предлогом приказал его высечь. И тут под воздействием тяжких и морально угнетающих обстоятельств в Бронине, до того легкомысленном, просыпается чувство личности. Он побужден к размышлению, к раздумью над своей судьбой, и это превращает его в человека, глубоко и сильно чувствующего.

Удачей писателя стал не только образ главного героя, но достоверное изображение армейских порядков, произвола и «дикого» нрава командиров. Автор подробно описывает различные издевательства, через которые приходится пройти Бронину по приказу полковника. Кульминационным моментом в описании является, конечно, экзекуция, к которой солдаты-исполнители относятся как к делу повседневному и привычному. Детальное описание экзекуции Павлов завершает нарочито бесстрастной фразой: «Позади рядов прохаживался лекарь, а затем его повезут либо в лазарет, либо в мертвецкую».

Хотя сюжет повести романтичен (Бронин убивает полковника именно тем ятаганом, который был подарен ему горячо любящей матерью в день рождения), личный конфликт осложнен социальными мотивами и разрешается в трагическом ключе.

Новые тенденции в повестях Павлова были сразу же отмечены современниками – Белинским, Надеждиным, Чаадаевым, Шевыревым. По словам Пушкина, «Павлов первый у нас написал истинно занимательные повести». Тютчев в одном из писем своему корреспонденту И. С. Гагарину восхищался талантом Павлова: «Еще недавно я с истинным наслаждением прочитал три повести Павлова, особенно последнюю». И продолжал: «Кроме художественного таланта, достигающего тут редкой зрелости, я был особенно поражен возмужалостью, совершеннолетием русской мысли, она сразу направилась к самой сердцевине общества: мысль свободная схватилась прямо с роковыми общественными вопросами…». Гоголь писал Шевыреву спустя десять лет после появления «Трех повестей»: «Н. Павлов, писатель, который первыми тремя повестями своими получил с первого раза право на почетное место между нашими прозаическими писателями».

Первые шаги к «истинной» повести, сделанные по дороге реализма в этом жанре, были в духе движения Пушкина, Лермонтова и Гоголя к новым завоеваниям в прозе, сущностные приметы которых – «ясность», «прозрачность», занимательность и «простота вымысла», «истина жизни», «оригинальность», психологизм, народность и типичность, сочетание социально-психологического детерминизма с «игрой случая». Романтическая повесть в ее жанровых образованиях и разновидностях была важным и необходимым этапом на этом пути. Русская романтическая повесть пережила два десятилетия невиданного ранее расцвета и исчерпала себя как представительное явление к началу 1840-х годов. Но мотивы русской романтической повести не исчезнут из русской литературы.

Психологический анализ высшего общества найдет отражение в повестях и романах Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского.

В то время, когда фантастическая повесть еще не ушла с литературной арены, ее признаки уже были обновлены в произведениях Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Достоевского и Тургенева. Ирреальное, иррациональное нисколько не противоречило иным, не романтическим, установкам на воссоздание жизни во всем ее многообразии. Фантастика изменила свое содержательное наполнение и свои функции в повестях Пушкина («Пиковая дама») и Гоголя («Петербургские повести»), усилив социально-психологическую обусловленность характеров и ситуаций. Финальным аккордом русской романтической фантастической повести стали ранние повести Достоевского, отмеченные отчетливо выраженным фантастическим колоритом («Двойник», «Хозяйка»), которые парадоксально сочетали в себе два вида пафоса – трагический и героический – и две важнейшие идеи – подвижности всех норм, трагического непостоянства, относительности жизни и ее эсхатологической предопределенности. Отголоском фантастического компонента русской романтической повести станут роман Салтыкова-Щедрина «История одного города» и «Сказки». Свой обновленный идейно-образный репертуар русская фантастика продемонстрирует в «таинственных» повестях Тургенева 1870-х годов.

Те элементы бытописания, которые были свойственны романтической бытовой повести, оказались переосмысленными также при ее «жизни». Для Пушкина быт стал одной из форм исторического бытия общества, частным проявлением общего исторического движения[48]. Такое философское, историческое, социологическое осмысление быта сполна обнаруживало литературную устарелость художественных представлений, питавших романтическую бытовую повесть, а также бесперспективность в новых условиях характера и форм бытописания 1820-1830-х годов. Однако эти формы еще проявятся в прозе натуральной школы, особенно в жанре физиологического очерка. В дальнейшем развитии литературы вещественное, бытовое будет все более осознаваться существенной и полноправной стороной жизни человека и общества. Одно из подтверждений тому – близкое пушкинскому отношение к быту и бытовой среде Л. Н. Толстого[49].