Лермонтовская площадь

Из тьмы троллейбус вынырнул и встал

и вновь умчался с дребезгом тележным.

Как подстаканник круглый пьедестал,

на нем поэт мечтательно-мятежный,

но как бы озабоченный слегка,

что он, как перст, торчит на белом свете,

что оттопырил полу сюртука

весьма кустарно выполненный ветер.

Хотелось бы цитату привести –

жестокий век, надменные потомки, –

но вновь троллейбус, провод сжав в горсти,

мгновенной вспышкой разорвет потемки.

Электровспышка застает врасплох

(вот так на стенд «Не проходите мимо» –

жестокий век! – снимают выпивох).

И мы уже рассматриваем снимок.

Высотный дом из светло-серых плит,

поет цикада родом из Тамани,

нет, не цикада – мелочью гремит

прохожий в оттопыренном кармане.

Хотелось бы задуматься, скорбя,

под шелест лип хотелось бы забыться,

но вновь пронзает воздух октября

электроангел с электрозеницей.

Шуршит листва, как будто дело в том,

чтобы цитату отыскать прилежно,

как будто выдан каждой липе том

с закладкой и пометкою небрежной,

как будто бы цитата подтвердит

весь этот мир, что только с бездной дружен,

а пение электроаонид

внесет гармонию в измученные души.

Нога скользит – как зыбок здесь гранит,

разверзлась пропасть – страшно без привычки,

кремнистый путь над бездною блестит,

и здесь поставить надо бы кавычки.

Прекрасен мир с приставкой электро-,

мир без приставки тоже нам приветен.

И вход в метро и выход из метро

как ноздри демона, вдыхающего ветер.