«День опричника» и «Сахарный Кремль»

Эксперименты Сорокина с китайско-российской гибридизацией продолжились в 2000-е годы. Как отмечают исследователи[582], в «Дне опричника» и «Сахарном Кремле» китайский топос связан с острой критикой политического характера. В «Дне опричника» Сорокин изображает будущее России связанным с консервативным многонациональным новосредневековым православным государством, управляемым авторитарным диктатором.

М. Аптекман и Э. Клоуз пишут о диалоге евразийского и неоевразийского дискурсов в «Дне опричника» и «Сахарном Кремле»[583]. Но ощутимое присутствие синосферы противоречит антиевразийской направленности этих текстов. Создавая синифицированную альтернативную историю развития Российского государства и приправляя текст сочными описаниями футурологических китайских гаджетов, Сорокин показывает, что Китай – и в шутку, и всерьез – является образцовой империей, на которую должна равняться Россия. Всецело вдохновляясь экономическими достижениями Китая, воображаемое Российское государство, однако, копирует только изоляционистский и авторитарный аспекты китайской политики. Россия строит «великую стену» вдоль своих границ, чтобы оградить себя от нежданных гостей и защитить верноподданных граждан.

Сохраняя свой национальный характер (вернее, характер и язык доминирующей этнической группы), сорокинский Китай распространяет свое влияние на всю Евразию и проникает в жизнь россиян. Экономика Китая сильна, все сильнее становится и ее влияние на Евразию. Китай поставляет в Россию множество товаров – от зубных щеток до самолетов. На первый взгляд, международное положение России по-прежнему стабильно и в 2028 году. В «Дне опричника» Россия грозится прекратить поставку нефти и газа в Европу и, кроме того, держит под контролем поставку нефти в Тихоокеанском регионе: «Дальневосточная труба так и будет перекрыта до челобитной от японцев»[584]. Однако в «Сахарном Кремле», где действие происходит всего лишь несколько месяцев спустя, российский газ и нефть заканчиваются, и Китай завоевывает Россию экономически. Китайские технологии наводняют российский рынок. Хотя уже в «Дне опричника» можно обнаружить симптоматику недалекого будущего: «Китайцы расширяют поселения в Красноярске и Новосибирске»[585]. Опричники перечисляют исключительно китайские товары, необходимые для комфортной жизни в России, такие как унитазы, кровати, оружие, мясо, хлеб и даже боинги[586]. Китайский язык входит в обязательную школьную программу[587]. В то же время постоянные похвалы опричников в адрес китайских банщиков, услугами которых они регулярно пользуются, свидетельствуют и о низком статусе китайцев как обслуживающего персонала, что приводит к созданию двусмысленного образа Китая в российском обществе: с одной стороны, сильного, с другой – зависимого.

Архаичная, евразийская Россия, защищенная от Запада Великой Стеной, а от внутренних врагов опричниной, радуется каждому проявлению экономического превосходства России над Китаем. «Рубль к юаню укрепился еще на полкопейки»[588], – сообщает государственное телевидение. Роль американского доллара, самой стабильной валюты 1990-х и 2000-х годов, в России теперь выполняет китайский юань. Эта деталь бросает иронический свет на антизападную риторику путинской России. Опричники, жаждущие подорвать китайское господство, заводят разговор об этом за обедом со своим начальником, которого они трогательно называют Батей. За «батиным столом» идет такой разговор: «Отцы мои! Доколе России нашей великой гнуться-прогибаться перед Китаем?!»[589] Интересно, что, когда опричники сетуют на господство Китая, они проводят параллель со «смутным временем», периодом с 1990-х до начала 2000-х, когда «прогибались мы перед Америкой поганой»[590]. Батя подробно объясняет причины, обусловливающие необходимость экономического союза с Китаем (узнаваемая деталь, характеризующая современную международную политику России), и переключает внимание опричников на разговоры о любви к родине и священному служению Великой Руси. А в «Сахарном Кремле» иссякшие ресурсы России и экономическая зависимость от Китая приводят к тому, что, по словам опричника Комяги, российская «вселенная рушится»[591].

М. Аптекман рассматривает «День опричника» как реакцию на «возрождение националистических евразийских движений в России в последние десятилетия»[592]. В то же время она отмечает, что в силу «особой роли насилия в создаваемой Сорокиным сатирической картине неотрадиционалистского будущего России» роман не просто высмеивает националистический литературный утопизм, но и занимает пограничное положение между утопической и антиутопической модальностями, являясь «открытым» нарративом, не допускающим единственно верной идеологической трактовки[593]. Отношение Сорокина к евразийству явно негативное, и он сатирически изображает все черты созданной его воображением неотрадиционалистской России, которые имеют какое-либо отношение к евразийству. В то же время, отмечая дистопические аспекты «Дня опричника», М. Аптекман пишет о бурном отклике на эту повесть со стороны лидера националистического Союза Православных Опричников, который превозносил его как образец того, «как русские должны поступать»[594].

Я согласна с тем, что «День опричника» отражает евразийские тенденции начала 2000-х в России, однако присутствие в романе синосферы усиливает его критическую направленность, придавая ему черты определенно антитрадиционалистского идеологического текста. Образ Китая используется с двоякой целью: для создания альтернативной картины будущего России и как ироническое осмысление имперских стремлений России достичь культурного и экономического превосходства в Евразии.