Б

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Б

БАРРИКАДНОЕ МЫШЛЕНИЕ В ЛИТЕРАТУРЕ

от франц. barricade – заграждение.

Тип литературного мышления, характеризующийся агрессивно враждебным отношением к лицам и явлениям, принадлежащим к «не своему» литературному (либо идеологическому) лагерю и направлению, «не своей» литературной среде и тусовке. «Другое» при этом однозначно маркируется как «чужое» и «чуждое», заслуживающее либо дискредитации, либо – в идеале – полного уничтожения.

«Если враг не сдается – его уничтожают», – это емкую формулу дал Максим Горький, и действительно, баррикадное мышление, островками непримиримости всплывавшее и в предыдущие эпохи, стало сознательно культивироваться в советские десятилетия, когда власть, назвав своих оппонентов «врагами народа», целенаправленно науськивало одних писателей на других. Приобретая особую и нередко сопряженную с опасностью для жизни остроту в пору развязываемых властью идеологических кампаний (борьба с космополитизмом, история с награждением Бориса Пастернака Нобелевской премией, дело «Метрополя» и т. п.), баррикадное мышление воспринималось как норма и в более «вегетарианские» периоды, благодаря чему всю историю русской литературы ХХ века можно представить историей латентной войны писателей, идентифицировавших себя с советской властью, против писателей, чье творчество и поведение маркировалось как «антисоветское» или «несоветское». Причем справедливости ради отметим, что преследуемые отвечали преследователям равной ненавистью, равным нежеланием разбираться в «сортах дерьма» и признавать, допустим, литературное дарование своих оппонентов.

С наибольшей наглядностью баррикадное мышление было представлено в печати в период перестройки и гласности, когда гражданская война в литературе вошла в свою открытую фазу и патриоты, с одной стороны, а демократы, с другой, стремясь дискредитировать друг друга, методически обменивались разящими полемическими выпадами. В эти годы партийность ценилась как никогда, синонимом литературной публицистичности стала агрессивность, а поляризованность литературного пространства и стремление размечать его исключительно по индикаторам «свой» – «чужой» вызвали у ряда литераторов (например, у Льва Аннинского, Сергея Залыгина или Аллы Латыниной) желание встать над схваткой: мол, «чума на оба ваши дома» (Уильям Шекспир).

Гражданская война в литературе завершилась, как известно, апартеидом, взаимным равнодушием враждующих лагерей по отношению друг к другу. Поэтому сколько-нибудь систематические проявления баррикадного мышления, начиная с 1993 года, встречаются относительно нечасто, характеризуя, в основном, публицистику Валерии Новодворской, с одной стороны, и стратегию литераторов, сгруппировавшихся вокруг газет «Завтра», «Московский литератор», «Российский писатель», с другой. «Меня порой упрекают за баррикадность мышления, – с неостывшим жаром говорит Владимир Бондаренко. – Но это разве не бой за великую русскую литературу и ее традиции? ‹…› И пусть мы уже полтора десятилетия сидим в литературных окопах, и снарядов у нас все меньше и меньше, и редеют наши ряды, и почти не видно молодых. Но наш окоп – русская национальная литература – остается за нами, и это понимают все». Впрочем, похоже, уже и В. Бондаренко осознает архаичность собственной позиции, время от времени заявляя: «Писатель может быть и левым, и правым, и православным, и атеистом, он может быть в самых разных творческих союзах и политических партиях, это не имеет отношения к его таланту».

Остается заметить, что склонность к баррикадному мышлению может быть и не групповой, но индивидуальной чертой того или иного литератора, занявшего позицию «против всех». В этом смысле можно говорить о баррикадном мышлении Дмитрия Галковского, неустанно вызывающего на ринг все новых и новых противников, или Всеволода Некрасова, у которого, – по словам Дмитрия Пригова, – есть «претензии ко всем живущим», или Михаила Золотоносова, разрабатывающего, – по оценке Аделаиды Метелкиной, – амплуа «критика-максималиста, бескомпромиссного борца со всеми и всяческими репутациями». Такого рода индивидуальные практики, разумеется, по-прежнему вызывают интерес, маркируясь как свидетельство авторской независимости и неангажированности, но – на фоне достаточно общепринятой ныне политкорректности – воспринимаются уже как нечто сугубо маргинальное.

См. АМПЛУА В ЛИТЕРАТУРЕ; ВОЙНЫ ЛИТЕРАТУРНЫЕ; ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА В ЛИТЕРАТУРЕ; ИДЕЙНОСТЬ И ТЕНДЕНЦИОЗНОСТЬ; НАПРАВЛЕНИЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ; ПАРТИЙНОСТЬ В ЛИТЕРАТУРЕ; ПОЛИТКОРРЕКТНОСТЬ В ЛИТЕРАТУРЕ; ПУБЛИЦИСТИКА, ПУБЛИЦИСТИЧНОСТЬ; ТУСОВКА ЛИТЕРАТУРНАЯ