СКАНДАЛЫ ЛИТЕРАТУРНЫЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

СКАНДАЛЫ ЛИТЕРАТУРНЫЕ

Неписаные правила литературного общежития рекомендуют, во-первых, скандалов избегать, а во-вторых, ими не интересоваться, так же, как все благовоспитанные люди будто бы не интересуются слухами и сплетнями.

Такова норма, недостаток которой лишь в том, что ее сплошь и рядом нарушают. «Русская литература вообще есть постоянное выяснение отношений», – заметила Мария Розанова, и ее правоту не смогут не признать все, кто более или менее внимательно следил за взаимоотношениями писателей как в XVIII–XIX веках, так и в XX столетии. Дуэли и драки, публичные пощечины, интриги, сведение счетов, подозрения в плагиате или в стукачестве, демонстративные переходы из одного литературного стана в другой, тайное недоброжелательство, либо вдруг прорывающееся, когда его совсем не ждешь, в том или ином из опубликованных текстов, либо так и остающееся в дневниках, письмах, записных книжках – с тем чтобы потрясти воображение уже не современников, а потомков того или иного автора… Да мало ли, и не удивительно, что книга о литературных скандалах пушкинской эпохи уже написана Олегом Проскуриным, а библиотека исследований на тему, как часто срывались в скандалы взаимоотношения творцов Серебряного века, все пополняется, пополняется, и не будет ей конца.

О наклонности русских литераторов к скандалам можно, разумеется, посожалеть. А можно, напротив, вслед за Владимиром Новиковым утверждать, что «новые скандалы неизбежны – как неизбежны новые дожди и грозы» и что даже «конфликты на уровне “личность и личность” – это благотворные (хотя и болезненные) добрые ссоры, которые в искусстве всегда ценнее “худого мира” чинных славословий и взаимных комплиментов». Ибо, – продолжим цитирование Вл. Новикова, – «скандал выводит наружу глубокие внутренние противоречия литературного развития. Это индикатор, это градусник духовно-эстетической атмосферы ‹…› А вот девяностые годы оказались слишком ровными и спокойными. Почти не было запомнившихся литературных “драчек”, а в результате сама словесность наша съехала на периферию общественного сознания, разделившись на молчаливо потребляемое толпой масскультное чтиво и малочитабельную “академическую” прозу».

Ну, касаемо девяностых, равно как и причин, по которым качественная русская литература погрузилась в сумерки, с Вл. Новиковым можно поспорить. «Драчек» хватало, в том числе и значимых или, во всяком случае, знаковых для общественно-творческой атмосферы «замечательного десятилетия» (Андрей Немзер). Если, разумеется, начинать отсчет с переписки Натана Эйдельмана и Виктора Астафьева, выведшей наружу болезненную проблематику русско-еврейских отношений. Или вспомнить шок, который у пишущего и читающего сословия вызвала посмертная публикация «Дневников» Юрия Нагибина. Или атаку, которую Дмитрий Галковский повел против Булата Окуджавы, интерпретировать как самое яркое, может быть, проявление поколенческого шовинизма. Или в пощечинах, которыми сначала Михаил Мейлах, а затем и Евгений Рейн ответили Анатолию Найману, увидеть наиболее острый инцидент в дискуссии о табу и его нарушениях в современной литературе, а неадекватный отклик части литературного сообщества на безуспешную попытку Евгения Рейна, Михаила Синельникова и Игоря Шкляревского предложить Сапармураду Ниязову свои услуги в качестве переводчиков понять прежде всего как демонстрацию либерального террора в его новейшей модификации.

История современной литературы в скандалах еще будет, вне всякого сомнения, написана. Но уже сейчас можно выделить условия, при которых частная междоусобица превращается в скандал. Этих условий, собственно, всего три. Первое – за выяснением отношений на уровне «личность и личность» должны просматриваться нерешенные (или в принципе не решаемые) вопросы творческой жизни. Второе – в конфликте должны участвовать не безвестные сочинители (или не только они), а лица, располагающие немалым литературным авторитетом или, по крайней мере, претендующие на него. И наконец, третье, а возможно, и главное – у скандала тот же секрет, что и у юмора, то есть здесь необходимо, простите такую аналогию, нарушение «рифменного ожидания», несовпадение привычного образа писателя с тем, что он, оказывается, думает или делает. Ведь случись Н. Эйдельману получить пышущий злобой ответ от Станислава Куняева или Сергея Семанова, никто бы и не удивился, их репутация жидоморов общеизвестна, но никто не ожидал, что к антисемитской риторике способен, оказывается, и В. Астафьев – писатель, на которого в литературной среде раньше принято было едва ли не молиться. И не случайно в истории с переводами из Туркменбаши главной жертвой либерального террора стал Е. Рейн, ибо «учителю Бродского», поэту с безупречным реноме, непозволительно, с точки зрения его гонителей, совершать поступки, возможно, и простительные для М. Синельникова и И. Шкляревского. Тончайший лирик в прозе и вдруг мизантроп сродни Собакевичу – вот что вызвало скандал при появлении в печати «Дневников» Ю. Нагибина, как равным образом обвинение в сотрудничестве с КГБ, содержащееся в книге Нины Воронель «Без прикрас», стало скандальным, потому что оно было предъявлено не кому-то там, а самому Андрею Синявскому.

Поэтому, – в очередной раз вернемся к единственному у нас теоретику литературных скандалов Вл. Новикову, – «жалкое впечатление производят попытки симулировать скандал. Когда, к примеру, незначительный окололитературный функционер выпускает книгу с широковещательным названием “Записки скандалиста”, не совершив при этом ни одного рискованного поступка, не заявив ни одной оригинальной идеи, он получает у критики адекватную аттестацию в качестве “мелкого пакостника”. Нет, чтобы именоваться таким же громким словом, как Есенин и Шкловский, надо иметь соответствующую судьбу». Или, по крайней мере, претендовать на роль прологателя новых путей в искусстве – подобно, например, авангардистам, ибо, – как справедливо замечает Макс Фрай, «с одной стороны, широкая общественность узнала о существовании актуального искусства именно благодаря скандалам, с другой стороны, благодаря скандалам же легитимность актуального искусства в России по-прежнему сомнительна. И черт с ней, с легитимностью».

И, видимо, черт с нею, с добропорядочностью. «Если бы все в литературе были взаимно вежливы, мы давно бы умерли от скуки», – это опять-таки Владимир Новиков.

См. ВОЙНЫ ЛИТЕРАТУРНЫЕ; ПОВЕДЕНИЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ; ПОЛИТКОРРЕКТНОСТЬ В ЛИТЕРАТУРЕ; РЕПУТАЦИЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ; СТРАТЕГИЯ АВТОРСКАЯ; ТАБУ В ЛИТЕРАТУРЕ; ТОЛЕРАНТНОСТЬ В ЛИТЕРАТУРЕ