* * *

Вы заметили, что за чертой города строительные рынки часто соседствуют с кладбищами?

…Отгораживаемся ремонтами,

ламинатом-паркетом-обоями,

обвешиваемся вещами всяческими,

мебелями-сервизами-картинами,

гаджетами-автомобилями, –

как грузилами, чтобы быть весомее,

чтоб не закрутило, не унесло бы

в тот холодный туман, откуда глядит она.

Чтобы только не соскользнуть туда,

где под тоненьким слоем льда

чёрная тень маячит-мечется,

червоточина человечества.

Прильнёт снизу к пограничной хрустальной хрупкости –

хруп!

И оттуда сюда заглядывает.

…Отгораживаемся книгами,

чаще чужими, реже своими –

стены книг, бастионы, имя им легионы.

Читаем – и пишем, читаем – и пишем,

чтобы только не думать, чтобы только не слышать –

вот она, вот, рядом совсем.

Из-под тонкого льда – недозвезда – мерещится, таращится,

кажет себя, выжидает, терпеливенькая такая.

…Отгораживаемся любовями-дружбами-«лайками»,

ближними-дальними,

мужьями-жёнами, братьями-сестрами,

всеми ими обложились основательно,

чтобы глухо, как в танке, глухо-наглухо,

чтоб не слышать, как она там, чёрненькая, бьётся,

всё ближе, ближе подбирается.

По тонкому льду – вскользь,

по взгляду – всегда вкось…

Пройди-пролети-затаись,

не дыши, не спугни

разрыв-траву

во рву,

не провались – ввысь.

Отгораживаемся.

А она – внутри.

Кричим, чтоб не слышать.

А она – шепчет. Рядом совсем.

Держимся за воздух

тонкой ниточкой дыхания –

а она качается вместе с нами:

вдох – выдох, вдох – выдох, вдох…

Она – это ты и я.

Не бойся, не бойся, не бо…