Звезда

Глядящая с высот, с немыслимым наклоном

к поверхности земли, так чуждая земле,

холодная звезда взошла над нашим домом,

холодная звезда в холодном феврале.

И что нам до нее, средь прочих тел небесных,

но увидавши раз, мы глаз не оторвем:

ей снится наша жизнь, дохнувшая сквозь бездны,

достигшая ее своим скупым теплом.

Здесь в скрепах ледяных, снегами запорошен,

ветрами просквожен, лежит земной простор,

а в том далеком сне отчетливей и строже

сплетается судеб загадочный узор.

Здесь речка подо льдом полна заноз железных,

ушла в свою печаль, не помнит ни о чем,

но тонкий свет звезды, легко презревший бездны,

пронзил во всю длину мерцающий объем.

На нас глядит звезда, нам укрупняя зренье;

куда нас повлечет неведомым путем

холодный этот луч и света дуновенье?

В светящейся реке без берегов плывем,

на зыбкий этот луч, на этот свет тревожный,

жизнь бесконечна и – в одном мгновенье вся.

Куда глядит звезда? Куда спешит прохожий,

дыханья ломкий куст сквозь стужу пронося?

Жара

Асфальт размяк, листва в испарине,

и город глух, как после выстрела.

Он весь лежит на дне аквариума,

вода давно откуда вытекла.

Архангел круг над ним вычерчивает

над сетью улиц варикозной,

уже крылом одним зачерпывая

придвинувшийся сумрак грозный.

Уже он различает вывески,

влечет его поток воздушный

вдоль по реке, навеки высохшей,

где скушен ныне сад Нескучный.

Летун тяжеловесный Барлаха,

он раздувает ноздри жадно.

Он над Ордынкой и над Балчугом –

горячий, грузный, медножабрый.

Там что ни ива, то плакучая,

там из воды подобьем краба

торчит, глаза свои выпучивая,

творенье юркого Зураба.

Что протрубит и что расслышим мы?

Быть может, только этот шорох,

с каким уходит время вышнее

в семипалатинские норы.

Оно сыпучее, текучее,

оно чужое и родное.

Хожу по городу и мучаюсь,

как безъязыкий гуманоид.