* * *

И вот я уеду на берег Лазурный, а Нина приедет в Париж.

Не знает французского Нина? Да что ты, мой друг, говоришь.

Нейлона еще не бывает – и тушью рисую штришки.

Китайскою тушью, и линий обстрела тонки

Проплешины, рытвины неогороженной плоти.

А как вы на мутной воде вместо крови живете?

Не знает французского Нина – хватает на улице грипп,

Открытку с беленой звонницей – там кто-то известный погиб.

Но кто разберется под текстами бренных соседей,

Таблицею Брайля, умноженной атомом меди.

Где сердце его, обведенное синим мелком.

В сосуде хрустальном в лесу под пасхальным катком.

Ведут в жандармерию Нину и садят на стул,

Пока нерадивый ажан в протоколе уснул.

Она улыбается, машет решетчатым окнам,

Всем классикам глины родной незаметно подобной.

Живыми родятся их детские пупсы в фланели,

Как будто последнюю роль написать не успели.

Как будто в пустующий зал, как обычно, за скобки

Она отправляет слова без нажатия кнопки.

Не знает французского Нина – всё пишет славянские еры,

Свободным отечествам славу поет и наследникам веры

Весной граммофон, и пластинка трещит до конца,

И в черном проеме не видно чужого лица.