* * *

Словно нащупывая нечто незримое, неосязаемое,

глуше, глуше,

чем шелест ушедших душ –

звук неприметный, окраина гула людского,

там, на краю океана белесого, ледяного

вьется спирально слуха горлышко слюдяное,

тонкое, как тетрадь.

Кто-то тщится понять…

Горкой насыпанной клевер на холмике тает,

ястреб кричит, человек о судьбе забывает –

не доверяйся огню, который над морем летает.

Слитно, слитно пиши, не теряйся в разомкнутых лицах,

лучше слогом шурши в обгоревших хрустящих страницах,

легче, легче беги по железному ломтику счастья,

буквы имени пой, не разламывай слово на части.

И попробуй поэтому, глянув наточку одну,

тронув любую из клавиш, посетив любую страну,

услыхать, как смычок раскаленный разбивает чужую вину.

Знаешь, не зеркало, не зеркало, но окно,

слитно одно для другого, по нотам сшитое дно,

ласточка в пламени, говора гул круговой,

где по складам обещаний качает гонец головой.

Хочешь, душа, научиться речистому слогу,

пламя Ансельма возьми в ледяную дорогу,

чтобы вилось пространство из нитей крученых, каленых,

известью звездной скреплялись времен перегоны.

То не хворост горит – вырывается пламя из штолен,

Лето Господне гудит, и трясутся стволы колоколен.