И. Ф. Анненский (1856–1909)

И. Ф. Анненский (1856–1909)

39

_{(Музыка отдаленной шарманки)}

Падает снег,

Мутный и белый и долгий,

Падает снег,

Заметая дороги,

Засыпая могилы,

Падает снег…

Белые влажные звезды!

Я так люблю вас,

Тихие гостьи оврагов!

Холод и нега забвенья

Сердцу так сладки…

О, белые звезды… Зачем же,

Ветер, зачем ты свеваешь,

Жгучий мучительный ветер,

С думы и черной и тяжкой,

Точно могильная насыпь,

Белые блестки мечты?..

В поле зачем их уносишь?

Если б заснуть,

Но не навеки,

Если б заснуть

Так, чтобы после проснуться,

Только под небом лазурным…

Новым, счастливым, любимым…

1900

40. Кэк-уок на цимбалах

Молоточков лапки цепки,

Да гвоздочков шапки крепки,

          Что не раз их,

          Пустоплясых,

          Там позастревало.

Молоточки топотали,

Мимо точки попадали,

          Что ни мах,

          На струнах

          Как и не бывало.

Пали звоны топотом, топотом,

Стали звоны ропотом, ропотом,

          То сзываясь,

          То срываясь,

          То дробя кристалл.

В струнах, полных холода, холода,

Пели волны молодо, молодо,

          И буруном

          Гул по струнам

          Следом пролетал.

С звуками кэк-уока,

Ожидая мокка,

Во мгновенье ока

Что мы не съедим…

И Махмет-Мамаям,

Ни зимой, ни маем

Нами не внимаем,

          Он необходим.

Молоточков цепки лапки,

Да гвоздочков крепки шапки,

          Что не раз их,

          Пустоплясых,

          Там позастревало.

Молоточки налетают.

Мало в точки попадают,

          Мах да мах,

          Жизни… ах,

          Как и не бывало.

<1904>

41. Тоска отшумевшей грозы

Сердце ль не томилося

          Желанием грозы,

Сквозь вспышки бело-алые?

А теперь влюбилося

          В бездонность бирюзы,

В ее глаза усталые.

Всё, что есть лазурного,

          Излилося в лучах

На зыби златошвейные,

Всё, что там безбурного

          И с ласкою в очах, —

В сады зеленовейные.

В стекла бирюзовые

          Одна глядит гроза

Из чуждой ей обители…

Больше не суровые,

          Печальные глаза,

Любили ль вы, простите ли?..

1904

42. Tr?umerei[16]

Сливались ли это тени,

Только тени в лунной ночи мая?

Это блики, или цветы сирени

Там белели, на колени

          Ниспадая?

Наяву ль и тебя ль безумно

          И бездумно

Я любил в томных тенях мая?

          Припадая к цветам сирени.

Лунной ночью, лунной ночью мая,

          Я твои ль целовал колени.

Разжимая их и сжимая,

В томных тенях, в томных тенях мая?

Или сад был одно мечтанье

Лунной ночи, лунной ночи мая?

Или сам я лишь тень немая?

Иль и ты лишь мое страданье,

          Дорогая,

Оттого, что нам нет свиданья

Лунной ночью, лунной ночью мая…

1906

43. Призраки

И бродят тени, и молят тени:

               «Пусти, пусти!»

От этих лунных осеребрений

               Куда ж уйти?

Зеленый призрак куста сирени

               Прильнул к окну…

Уйдите, тени, оставьте, тени,

               Со мной одну…

Она недвижна, она немая,

               С следами слез,

С двумя кистями сиреней мая

               В извивах кос…

Но и неслышным я верен пеням,

               И, как в бреду,

На гравий сада я по ступеням

               За ней сойду…

О бледный призрак, скажи скорее

               Мои вины,

Покуда стекла на галерее

               Еще черны.

Цветы завянут, цветы обманны,

               Но я… я — твой!

В тумане холод, в тумане раны

               Перед зарей…

1906

44. Перебой ритма

_Сонет

Как ни гулок, ни живуч — Ям —

— б, утомлен и он, затих

Средь мерцаний золотых,

Уступив иным созвучьям.

То-то вдруг по голым сучьям

Прозы утра, град шутих,

На листы веленьем щучьим

За стихом поскачет стих.

Узнаю вас, близкий рампе,

Друг крылатый эпиграмм, Пэ —

— она третьего размер.

Вы играли уж при мер —

— цаньи утра бледной лампе

Танцы нежные Химер.

<?>

45. Вербная неделя

В желтый сумрак мертвого апреля,

Попрощавшись с звездною пустыней,

Уплывала Вербная неделя

На последней, на погиблой снежной льдине;

Уплывала в дымах благовонных,

В замираньи звонов похоронных,

От икон с глубокими глазами

И от Лазарей, забытых в черной яме.

Стал высоко белый месяц на ущербе,

И за всех, чья жизнь невозвратима,

Плыли жаркие слезы по вербе

На румяные щеки херувима.

1907

46. Лишь тому, чей покой таим

Лишь тому, чей покой таим,

               Сладко дышится…

Полотно над окном моим

               Не колышется.

Ты придешь, коль верна мечтам,

               Только та ли ты?

Знаю: сад там, сирени там

               Солнцем залиты.

Хорошо в голубом огне,

               В свежем шелесте;

Только яркой так чужды мне

               Чары прелести…

Пчелы в улей там носят мед,

               Пьяны гроздами…

Сердце ж только во сне живет

               Между звездами…

<1909>

47. Тринадцать строк

Я хотел бы любить облака

На заре… Но мне горек их дым:

Так неволя тогда мне тяжка,

Так я помню, что был молодым.

Я любить бы их вечер хотел,

Когда, рдея, там гаснут лучи,

Но от жертвы их розовых тел

Только пепел мне снится в ночи.

Я люблю только ночь и цветы

В хрустале, где дробятся огни,

Потому что утехой мечты

В хрустале умирают они…

Потому что — цветы это ты.

<?>

48

Если больше не плачешь, то слезы сотри:

Зажигаясь, бегут по столбам фонари,

          Стали дымы в огнях веселее

          И следы золотыми в аллее…

Только веток еще безнадежнее сеть,

Только небу, чернея, над ними висеть.

Если можешь не плакать, то слезы сотри:

Забелелись далеко во мгле фонари.

          На лице твоем, ласково-зыбкий,

          Белый луч притворился улыбкой…

Лишь теней всё темнее за ним череда,

Только сердцу от дум не уйти никуда.

<?>