М. А. Кузмин (1875–1936)

М. А. Кузмин (1875–1936)

95

_{(Из «Александрийских песен»)}

Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,

все мы четыре любили, но все имели разные «потому что»:

одна любила, потому что так отец с матерью ей велели,

другая любила, потому что богат был ее любовник,

третья любила, потому что он был знаменитый художник,

а я любила, потому что полюбила.

Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,

все мы четыре желали, но у всех были разные желанья:

одна желала воспитывать детей и варить кашу,

другая желала надевать каждый день новые платья,

третья желала, чтоб все о ней говорили,

а я желала любить и быть любимой.

Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,

все мы четыре разлюбили, но все имели разные причины:

одна разлюбила, потому что муж ее умер,

другая разлюбила, потому что друг ее разорился,

третья разлюбила, потому что художник ее бросил,

а я разлюбила, потому что разлюбила.

Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,

а может быть, нас было не четыре, а пять?

1905–1908

96. Газела

_{(Из цикла «Венок весен»)}

Цветут в саду фисташки, пой, соловей!

Зеленые овражки, пой, соловей!

По склонам гор весенних маков ковер;

Бредут толпой барашки. Пой, соловей!

В лугах цветы пестреют, в светлых лугах!

И кашки, и ромашки. Пой, соловей!

Весна весенний праздник всем нам дарит,

От шаха до букашки. Пой, соловей!

Смотря на глаз лукавый, карий твой глаз,

Проигрываю в шашки. Пой, соловей!

Мы сядем на террасе, сядем вдвоем…

Дымится кофей в чашке… Пой, соловей!

Но ждем мы ночи темной, песни мы ждем

Любимой милой пташки. Пой, соловей!

Прижмись ко мне теснее, крепче прижмись,

Как вышивка к рубашке. Пой, соловей!

1908

97. <Рондо>

В начале лета, юностью одета,

Земля не ждет весеннего привета,

Не бережет погожих, теплых дней,

Но, расточительная, все пышней

Она цветет, лобзанием согрета.

И ей не страшно, что далёко где-то

Конец таится радостных лучей,

И что недаром плакал соловей

В начале лета.

Не так осенней нежности примета:

Как набожный скупец, улыбки света

Она сбирает жадно, перед ней

Не долог путь до комнатных огней,

И не найти вернейшего обета

В начале лета.

1910

98. Второй удар

_{(Отрывок)}

Кони бьются, храпят в испуге,

Синей лентой обвиты дуги,

Волки, снег, бубенцы, пальба!

Что до страшной, как ночь, расплаты?

Разве дрогнут твои Карпаты?

В старом роге застынет мед?

Полость треплется, диво-птица;

Визг полозьев — «гайда, Марица!»

Стоп… бежит с фонарем гайдук…

Вот какое твое домовье:

Свет мадонны у изголовья

И подкова хранит порог.

Галереи, сугроб на крыше,

За шпалерой скребутся мыши,

Чепраки, кружева, ковры!

Тяжело от парадных спален!

А в камин целый лес навален,

Словно ладан шипит смола…

1925–1928