Н. С. Тихонов (1896–1979)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Н. С. Тихонов (1896–1979)

80. Баллада о гвоздях

Спокойно трубку докурил до конца,

Спокойно улыбку стер с лица.

— Команда — во фронт! Офицеры, вперед!

Сухими шагами командир идет.

И слова равняются в полный рост:

— С якоря в восемь. Курс — ост.

— У кого жена, дети, брат, —

Пишите — мы не придем назад.

— Зато будет знатный кегельбан. —

И старший в ответ: — Есть, капитан!

А самый дерзкий и молодой

Смотрел на солнце над водой.

Не все ли равно, — сказал он, — где?

Еще спокойней лежать в воде.

Адмиральским ушам простукал рассвет:

— Приказ исполнен. Спасенных нет.

Гвозди б делать из этих людей,

Крепче б не было в мире гвоздей.

1921

81. Баллада о синем пакете

Локти резали ветер, за полем — лог,

Человек добежал, почернел, лег.

Лег у огня, прохрипел: — Коня! —

И стало холодно у огня.

А конь ударил, закусил мундштук,

Четыре копыта и пара рук.

Озеро — в озеро, в карьер луга,

Небо согнулось, как дуга.

Как телеграмма, летит земля,

Ровным звоном звенят поля.

Но не птица сердце коня, не весы,

Оно заводится на часы.

Два шага — прыжок, и шаг хромал,

Человек один пришел на вокзал.

Он дышал, как дырявый мешок.

Вокзал сказал ему: — Хорошо.

— Хорошо, — прошумел ему паровоз

И синий пакет на север повез.

Повез, раскачиваясь на весу,

Колесо к колесу, колесо к колесу.

Шестьдесят верст, семьдесят верст,

На семьдесят третьей — река и мост.

Динамит и бикфордов шнур — его брат

И вагон за вагоном в ад летят.

Капуста, подсолнечник, шпалы, пост.

Комендант прост, и пакет прост.

А летчик упрям и на четверть пьян.

И зеленою кровью пьян биплан.

Ударило в небо два крыла,

И мгла зашаталась, и мгла поплыла.

Ни прожектора, ни луны,

Ни шороха поля, ни шума волны.

От плеч уж отваливается голова,

Тула мелькнула, — плывет Москва.

Но рули заснули на лету,

И руль высоты проспал высоту.

С размаху земля навстречу бьет.

Путая ноги, сбегался народ.

Сказал с землею набитым ртом:

— Сначала пакет — нога потом.

Улицы пусты — тиха Москва,

Город просыпается едва-едва,

И Кремль еще спит, как старший брат,

Но люди в Кремле никогда не спят.

Письмо в грязи и крови запеклось,

И человек разорвал его вкось.

Прочел, о френч руки обтер,

Скомкал и бросил за ковер:

— Оно опоздало на полчаса,

Не нужно — я все уже знаю сам.

1922