XVI
XVI
Тоска любви Татьяну гонит,
И в сад идет она грустить,
И вдруг недвижны очи клонит,
4 И лень ей далее ступить.
Приподнялася грудь, ланиты
Мгновенным пламенем покрыты,
Дыханье замерло в устах,
8 И в слухе шум, и блеск в очах…
Настанет ночь; луна обходит
Дозором дальный свод небес,
И соловей во мгле древес
12 Напевы звучные заводит.
Татьяна в темноте не спит
И тихо с няней говорит:
5 <…>
8—9 И в слухе шум, и блеск в очах… — Хорошо известное явление, типичное для легкого юношеского помешательства.
9—10 Cр.: Марвелл, «Дому Апплтона» (Marveil, «Upon Appleton House», опубликовано в 1681 г.), строфа XL:
Но когда бдительный дозор
Звезд обходит полюс…
11 Соловей — распространенная в Европе певчая птица, представитель рода Luscinia Старого Света. В брачный период, в основном по ночам, самцы зачастую издают нежные, насыщенные, переливающиеся трели и свист; для бесчисленных поэтов соловей стал таким же символом, как роза.
14 …с няней… — Этот литературный образ, в котором Пушкину хотелось отразить свою няню, точнее, няню своей сестры, уже возникал в гл. 2, XXIb, 6—14 (см. коммент.) и XXVII, 9. Одухотворенный пассаж в гл. 3, XVIII несколько возвышает ее над той ролью комической поверенной, которая формально ей предназначается. Лицо, которое Пушкин называл «своей старой няней», в действительности оказывается вполне независимым от седой Филатьевны (гл. 3, XXXIII, 6), этот образ обретает собственные стилистические права в гл. 4, XXXV, 3–4 и получает звание «подруги юности».
Русских комментаторов слишком опьяняет идея «простой русской женщины из народа», которая рассказывает старые сказки (увы, почерпнутые из дешевых итальянских брошюр) «нашему народному поэту» (как будто истинный поэт может быть «народным»!), чтобы они удосужились обратить внимание на некоторые забавные детали, имеющие отношение к старой няне Татьяны.
В письме от 9 декабря 1824 г. Пушкин писал из Михайловского Дмитрию Шварцу, служившему чиновником по особым поручениям в Одессе у Воронцова:
«Буря кажется успокоилась, осмеливаюсь выглянуть из моего гнезда и подать вам голос, милый Дмитрий Максимович. Вот уже 4 месяца, как нахожусь я в глухой деревне — скучно, да нечего делать; здесь нет ни моря, ни неба полудня, ни итальянской оперы. Но зато нет ни саранчи, ни милордов Уоронцовых[493]. Уединение мое совершенно — праздность торжественна[494]. Соседей около меня мало, я знаком только с одним семейством[495], и то вижу его довольно редко — целый день верьхом — вечером слушаю сказки моей няни, оригинала няни Татьяны; вы, кажется, раз ее видели[496], она единственная моя подруга — и с нею только мне нескучно».
Это неопровержимо доказывает, что Пушкин в Одессе еще до конца июля 1824 г. читал Шварцу третью главу, по крайней мере до строфы XX. Забавно, что в момент сочинения этих строк он не виделся со старой няней сестры с лета 1819 г. — времени его последнего посещения Михайловского (если, конечно, она тогда была там) — и не знал летом 1824 г., что через месяц с небольшим ему предстоит снова встретить ее в роли ключницы (и своей няни){76}.
См. также мой коммент. к гл. 4, XXXV, 3.