«ДЕСЯТАЯ ГЛАВА»

«ДЕСЯТАЯ ГЛАВА»

Когда мы задумываемся о судьбе творения писателя за горизонтом не оконченного им романа, наше воображение и наши предположения движимы двумя чувствами. Герой стал нам так близок, что мы не в силах позволить ему уйти, не оставив адреса, ибо автор посвятил нас в такое множество рецептов своей кухни, что мы невольно пытаемся вообразить, как бы мы поступили, предложи он нам дописать роман за него.

«Гамлет» был закончен не только потому, что принц Датский умер, но и потому, что умерли все те, кого мог тревожить его призрак. «Госпожа Бовари» была закончена не только потому, что Эмма покончила с собой, но и потому, что Омэ получил наконец свой орден. «Улисс» был закончен потому, что все уснули (хотя хорошему читателю интересно, где же проведет остаток ночи Стивен). «Анна Каренина» была закончена не только потому, что Анну раздавил товарный поезд, но и потому, что Левин нашел своего Бога. Но «Онегин» закончен не был.

Заметил Байрон капитану Медуину

(То было в Пизе, в двадцать первом, в октябре):

«Жуан, бедняга, угодит под гильотину

Во Франции… Уж угодил…»

…А наш О. Е.?

Однажды, в июне 1829 г., Пушкин сказал капитану Юзефовичу, что «Онегин должен был или погибнуть на Кавказе, или попасть в число декабристов».

Комментаторы полагают, что через столько лет в мемуарах Михаила Юзефовича, второстепенного поэта, в свое время адъютанта генерала Раевского, написанных в июле 1880 г. (и в том же году напечатанных в «Русском архиве», т. XVIII, № 3), возникла некоторая путаница: вероятно, Пушкин хотел сказать, что Онегина за участие в декабристском движении сошлют на Кавказ и там он будет убит в схватке с черкесами^{239}.

Байрон, перед тем как отплыть из Италии в Грецию, начал (8 мая 1823 г. по н. ст.) семнадцатую песнь «Дон Жуана», четырнадцать полных строф которой были найдены в комнате поэта в Миссолунги после его гибели в 1824 г. (впервые их опубликовал в 1903 г. Эрнст Хартли Колридж в своем издании Сочинений Байрона, т. I). Но от восемнадцати строф пушкинской десятой песни до нас дошли только фрагменты.

О существовании «десятой главы» свидетельствуют следующие тексты:

(1) Помета на полях страницы в тетради 2379, хранящейся в Пушкинском Доме в Ленинграде.

20 октября 1830 г. в Болдине Нижегородской губернии Пушкин закончил повесть «Метель» (см. коммент. к гл. 10, III). На последнем листе рукописи, в левом углу, рядом с завершающими строчками текста («— Боже мой, Боже мой! — сказала М[арья] Гавриловна], схватив его руку; — так это были вы! Вы, мой муж. И вы не узнаете меня? Б[урмин] побледнел и бросился к ее ногам…»), рукою Пушкина написано: «19 октября сожжена X песнь». (Цифра «9» не совсем четкая, ее можно принять за «1» или «8», но из трех вариантов «9» наиболее вероятный.)

(2) Приписка справа на полях черновика «Путешествия Онегина» (ПБ 18, л. 4), ныне хранящегося в Пушкинском Доме в Ленинграде.

На этом листе строфа V вычеркнута и на полях помечено: «в X песнь». О возможном адресе этой строфы я говорю в последнем коммент. к гл. 10, XVIII.

(3) Запись в дневнике Вяземского (19 декабря 1830 г.). Пушкин приезжал к Вяземскому в его имение Остафьево (в пяти милях от Подольска Московской губернии) 17 декабря 1830 г. (то есть через два месяца после сожжения «десятой главы») и читал ему — вероятно, по памяти — строфы, как говорит Вяземский, «о 1812 годе и следующих. Славная хроника»^{240}. Дальше в той же записи Вяземский цитирует две строки из этой главы (XV, 3–4):

У вдохновенного Никиты,

У осторожного Ильи, —

давая нам, таким образом, стих 4, до которого поэт в зашифрованном тексте (о котором ниже) не дошел, и либо ошибаясь в стихе 3, либо (более вероятно) приводя его так, как Пушкин читал, а не так, как потом зашифровал.

(4) Письмо Александра Тургенева из Мюнхена брату Николаю в Париж от 11 августа (вероятно, по н. ст.) 1832 г. Письмо опубликовал В. Истрин в «Журнале министерства народного просвещения», ч. XLIV (С.-Петербург, март, 1913), с. 16–17. В нем, в частности, говорится:

«Есть тебе и еще несколько бессмертных строк о тебе. Александр Пушкин не мог издать одной части своего Онегина, где он описывает путешествие его по России, возмущение 1825 года и упоминает, между прочим, и о тебе:

Одну Россию в мире видя,

Преследуя свой идеал,

Хромой Тургенев им внимал —

[то есть заговорщикам]; я сказал ему, что ты и не внимал им, и не знавал их.

И плети рабства ненавидя,

Предвидел в сей толпе дворян

Освободителей крестьян.»

(Это гл. 10, XVI, 9—14; вместо «преследуя» и «плети рабства» у Пушкина в черновике стоит «лелея в ней» и «слово: рабство»; и если не существует какого-либо другого источника, то цитату позволительно считать не более чем вариантом, а за основной текст принять пушкинскую черновую рукопись.) Обратимся теперь к тексту этой загадочной главы.

В рукописи ее фрагменты, сочиненные осенью 1830 г. в Болдине, представляют собой группы строчек, принадлежащих к восемнадцати строфам, идущим одна за другой. У Пушкина строфы не нумерованы. Я сделал нумерацию для удобства, как в «Путешествии Онегина» и в отвергнутых вариантах окончательного текста.

В автографах (я перечисляю их в «Дополнениях к комментарию к „десятой главе“») сохранились следующие фрагменты главы:

— зашифрованная рукопись (ПД 170) включает: первые и вторые строки I–X и XII–XVII; третьи строки I–IX и XI–XVII; четвертые строки I–IV, VI–IX и VI–IX и XI–XIII и пятые строки IV, VI, VIII и XI;

— черновики (ПД 171) строф XVI (практически завершенной), XVII (конец которой, начиная со стиха 9, труден для расшифровки и не дописан) и XVIII (конец которой, тоже начиная со стиха 9, еще менее полон).

Вот реконструкция этих фрагментов (в угловые скобки я взял зачеркнутые чтения, в квадратные — мои собственные предположения и прочтения; но не брал в квадратные скобки, в отличие от зашифрованной рукописи <…> слова или части слов, у Пушкина намеренно опущенные, прочтение которых не вызывает сомнений; я также добавил XV, 4, процитированную Вяземским):

I

Вл<аститель> слабый и лукавый,

Плешивый щеголь, враг труда,

Нечаянно пригретый славой,

⁴ Над нами царствовал тогда.

II

Его мы очень смирным знали,

Когда ненаши повара

Орла двуглавого щипали

⁴ У Бонапартова шатра.

III

Гроза 12 года

Настала — кто тут нам помог?

Остервенение народа,

⁴ Барклай, зима иль Русский Бог?

IV

Но [Бог?] помог — стал ропот ниже,

И скоро силою вещей

Мы очутилися в Париже,

4 А русский царь — главой царей.

Моря достались Албиону…^{241}

…………………………………………

¹⁴ …[царь жирнел]^{242}

V

И чем жирнее, тем тяжеле,

О русский глупый наш народ!

Скажи, зачем ты в самом деле

⁴ [Терпеть царей из рода в род?].^{243}

…………………………………………

¹⁴ [Авось,]…^{244}

VI

Авось, о Шиболет народный,

Тебе б я оду посвятил,

Но стихоплет великородный

⁴ Меня уже предупредил.

Авось, дороги нам исправят…^{245}

VII

Авось, аренды забывая,

Ханжа запрется в монастырь.

Авось, по манью Николая

⁴ Семействам возвратит Сибирь

[Их сыновей]…

…………………………………………

¹⁴ …[Наполеон]^{246}

VIII

Сей муж судьбы, сей странник бранный,

Пред кем унизились цари;

Сей всадник, Папою венчанный,

⁴ Исчезнувший как тень зари,

Измучен казнию покоя,

[Осмеян прозвищем героя]…^{247}

IX

Тряслися грозно Пиринеи —

Волкан Неаполя пылал,

Безрукий князь друзьям Мореи

⁴ Из Кишинева уж мигал.

X

Я всех уйму с моим народом, —

Наш царь в конгрессе говорил…^{248}

XI

…………………………………………

…………………………………………

А про тебя и в ус не дует,

⁴ Ты Александровский холоп.

Кинжал Л<увеля>, тень Б[ертона]^{249}

<не>…..

XII

Потешный полк Петра Титана,

Дружина старых усачей,

Предавших некогда тирана

⁴ Свирепой шайке палачей —

XIII

Россия присмирела снова,

И пуще царь пошел кутить,

Но искра пламени иного

⁴ Уже издавна может быть,

XIV

У них <свои бывали> сходки,

Они за чашею вина,

Они за рюмкой русской водки…

XV

Витийством резким знамениты,

Сбирались члены сей семьи

У беспокойного Никиты,

⁴ У осторожного Ильи…

XVI

Друг Марса, Вакха и Венеры,

Тут Лун<ин> дерзко предлагал

Свои решительные меры

⁴ И вдохновенно бормотал.

Читал свои Ноэли Пушкин,

Меланхолический Якушкин,

Казалось, молча обнажал

⁸ Цареубийственный кинжал.

Одну Росси<ю> в мире видя,

Лаская в ней свой идеал,

Хромой Тургенев им внимал

¹² И, слово рабство ненавидя,

Предвидел в сей толпе дворян

Освободителей крестьян.

XVII

Так было над Невою льдистой,

Но там, где ранее весна

Блестит над Каменкой тенистой

⁴ И над холмами Тульчина,

Где Витгенштейновы дружины

Днепром подмытые равнины

И степи Буга облегли,

⁸ Дела иные уж пошли.

Там П<естель> [одно слово неразборчиво] кинжала

И рать… набирал

Холоднокровный генерал,

¹² И [три слова неразборчиво]

И полон дерзости и сил,

…торопил.^{250}

XVIII

Сначала эти заговоры

Между Лафитом и Клико

<Лишь были> разговоры,

⁴ И не <входила> глубоко

В сердца мятежная наука,

<Все это было только> скука,

Безделье молодых умов,

⁸ Забавы взрослых шалунов…

***

Далее я комментирую вышеприведенные фрагменты «десятой главы».