С. 65

Или, например, в «Бендловке».

По мнению и Бржетислава Гулы, и Радко Пытлика, кофейня с официальным названием «Bendova kav?rna» (по имени хозяев Яна Бенда и Марии Бендовой – Jan Benda a Marie Bendov?) – популярное у пражской богемы ночное заведение на улице Сокольска (Sokolsk? ulice, Nov? M?sto), практически на границе Нове Место и Виногради. Ныне уже не существует.

Довольно долго резонным контраргументом считалось утверждение, что все названия кафе и ресторанов у Гашека в романе непременно в кавычках, а в данном случае в оригинале эти значки имени собственного не наблюдаются: Nebo v Bendlovce jsem dal jed noujednomu funebr?kovi facku. Тогда речь могла бы идти об улице Bendlova в пражском Старом городе (Star? M?sto), ныне ставшей улицей Pr?chodn?. Однако внимательный анализ рукописи романа, проведенный не так давно Йомаром Хонси (JH 2010), говорит о том, что правила «если название, то в кавычках» Гашек придерживается только в случае, если этому названию предшествует слово кофейня, ресторан, господа (hospoda “U mrtvoly”), а если нет, то и кавычек нет (k Teissigovi, U Banzet?, Represen??k), как, собственно, в этом отрывке (v Bendlovce). Что же касается блуждающей «l», то однозначность названий с этой буквой и без нее может подтвердить любой местный указатель тех лет, например «Полный обзорный справочник Королевства Чешского» (?pln? m?stopisn? slovn?k Kr?lovstv? ?esk?ho) Вацлава Котишка (V?clav Koty?ka) 1895 года (Бендловка см. Бендовка, Бендовска, Бендловка, Пентловка – Bendlovka viz Bendovka, Bendovsk?, Bendlovka, Pentlovka). А если же смущает расхождение окончаний – ka (Bendlova – Bendlovka), то идентичность одного варианта другому демонстрирует в романе сам Гашек, у которого Salmova улица вполне себе Salmovsk?.

В общем, следует признать, что и Бржетислав Гула, и Радко Пытлик, честь им и хвала, не ошиблись. Бендловка не улица, не район Богниц, а кофейня на углу Сокольской улицы и Фюгнеровой площади (F?gnerovo n?m?st?). См. дополнительное свидетельство в пользу такого варианта в комментарии к непосредственно за этим следующему фрагменту.

съездил я раз одному факельщику из похоронного бюро по роже, а он дал мне сдачи. Для того чтобы нас помирить, пришлось обоих посадить в каталажку

В оригинале: jsem dal jednou jednomu funebr?kovi facku. Funebr?k – отнюдь не факельщик, а некий обобщенный, вообще – сотрудник похоронной конторы. От латинского funus – похороны, погребение (J? 2010).

Скорее всего, легкая потасовка в Бендловой кофейне с каким-то служащим из похоронного бюро, с последующим примирением в полиции – эпизод из жизни самого автора «Швейка». Как на довольно основательное этому доказательство Йомар Хонси (JH 2010) ссылается на эпизод из воспоминаний близкого приятеля Гашека Густава Опоченского (OG 1948) «Четверть столетия с Ярославом Гашеком», с. 54–57. В самом деле, там повествуется о том, как однажды ночью в «Бедловке» малообщительного собутыльника, работавшего каким-то служащим похоронного бюро (zam?stnancem jak?hosi poh?ebn?ho ?stavu) Гашек назвал, чтобы взбодрить, «дохлой птичкой» (Co pak chcete od takov?ho umrl??ho pt?ka!) и оказался в результате с синяком под столом. А далее следует такой рассказ официантки Йетинки (Jetynka), побежавшей давать нужные показания в участок на Сальмовской, куда полиция загребла и драчуна, и его обидчика:

Na komisa?stv? m?li pln? ruce pr?ce a in?pektor tam zrovna rovnal n?jak? man?ele, kte?? cestou dom? se poh?dali a porvali. Ohl??ela jsem se po Ha?kovi. Ale co jsem vid?la, zarazilo mn? krev v t?le. Ha?ek a ten hromotluk, co ho hodil pod st?l, sed?li vedle sebe jako brat?i na jedn? lavici, sm?li se, bavili se jako u n?s u stolu. Zrovna kdy? jsem p?i?la, l?mal Jarda “dlouh?ka” a d?val tomu druh?mu polovi?ku na b??ko.

В комиссариате работы было выше крыши и там как раз инспектор приводил в порядок каких-то супругов, что по дороге домой поспорили и подрались. Стала я смотреть, а где же Гашек. И как увидела, кровь у меня в венах остановилась. Гашек и тот мерзавец, что его отправил под стол, сидят друг около друга на одной лавочке, как братья, смеются, развлекаются, словно у нас тут за столом. И как раз, в тот момент, когда я зашла, Гашек сломал сигарку надвое и передавал тому второму половинку покурить.

и это сейчас же появилось в «Вечерке»…

В оригинале: a hned to bylo v odpoledn??ku. То есть просто в вечернем выпуске газеты. Какой-то. Обычно по будням газеты тех времен в отсутствие Интернета и телевидения выходили и раскупались двумя выпусками – утренним и вечерним. В утренний, шестичасовой, успеть с ночными новостями было трудно, а вот послеобеденный, он же вечерний (odpoledn?k), в 17.00 – пожалуйста. В общем, кавычки не нужны. В ПГБ 1929 было «на другой же день – пожалуйста – попал в газеты», что правильнее, но не точнее.

Или еще случай: в кафе «У мертвеца» один советник разбил два блюда.

В оригинале: «U mrtvoly» – ночное кафе на углу Карловой площади (Karlovo n?m?st?) и Рессловой улицы (Resslova) напротив исторического корпуса Высшей технической школы (Vysok? ?kola technick?) или просто Техники (Technika). Его идентификация не сразу далась исследователям по довольно простой причине. Дело в том, что название «У мртволи» не было официальным, то есть не могло быть найдено простым поиском ни в адресных книгах, ни напрямую в документах эпохи. Но дотошный Ярда Шерак надежды не терял и в конце концов смог выяснить, что кофейня на углу Карловой площади и Рессловой улицы, располагавшаяся напротив Техники в доме (старый номер 310, а новый – 13), по бумагам носила совсем уже удивительное, но тоже не без похоронной мрачности, название «Саван» – да-да, «Rub??», Karlovo n?m?st?, 13. По всей видимости, от него-то, угрюмого, официального и родилось студенческое (рядом с этим углом не только Техника, но и буквально в двух шагах был и остается, захватывая весь юго-восток Карлака, целый комплекс клиник Карлова университета) совсем уже бескопромиссное прозвище «У мертвеца» (U mrtvoly). Еще одну и тоже школярскую бессовестную этимологию этой кликухи находим (и снова благодаря все тому же Ярде) в давнем пражском (1893) романе Вилема Мрштика (Vil?m Mr?t?k) «Санта Лючия» (Santa Lucia):

«“U mrtvoly” byla pokoutn?, celou noc otev?en? kav?rna, kde se studenti nejrad?ji slezli pozd? v noci ke kart?m. – Jedno z t?ch doupat, kter? se neust?le m?n? ve sv? oblib? jako klobouky. Tentokr?t byla v mod? mrtvola, podle pok?t?n? tak podle sv?ho p?na polo slep?ho, polohluch?cho, ale hrozn? sv?rliv?ho a hrozn? k?i??c?ho starce, kter? p??sn? dbal o to, aby se v jeho m?stnosti va?ila pokud mo?no nej?patn?j?? k?va, za to hr?ci aby m?li u n?ho sv?j nejmilej?? ?tulek.

“У мертвеца” была из тех кофеен для своих, где ночью студенты очень любили собираться, чтобы поиграть в карты. Одна из берлог того сорта, которые как шляпы, так же быстро входят и выходят из моды. В ту пору в фаворе был “Мертвец”, которого окрестили так из-за его хозяина, полуслепого, полуглухого, но при этом невероятно сварливого пана, который строго наблюдал за тем, чтобы кофе у него был наимерзейшим, но зато обстановка для картежников – самой что ни на есть уютной».

К этому осталось добавить, что старый добрый трехэтажный дом, в котором находилось кафе, снесли в 1939 году. Как и многое навсегда исчезнувшее в Праге в связи с очищением чего-либо или расширением. В данном случае – Рессловой улицы. Стоить заметить, что на нее дом выходил не фасадом, а длинным серверным крылом со смешным, будто печным прямоугольным выступом. Ныне это то самое место, на котором всей мощью своего линкоровского носа наезжает на Карлак мрачная махина Райффайзенбанка.

См. также комм., ч. 1, гл. 2, с. 38.