С. 126

Швейковская одиссея снова развертывается под почетным эскортом двух солдат

Здесь определение «одиссея», в оригинале: odyssea (Znovu po??n? jeho odyssea) – в известном смысле предвестник греческого же определения некоторой особой части полного маршрута Швейка как «анабазиса». См. комм., ч. 2, гл. 2, с. 278.

Есть определенные основания предполагать, что сюжетный ход с парой солдатиков-чехов, сердечно симпатизирующих своему арестанту, охотно с ним надирающихся по пути к месту препровождения и затем, ввиду веселого расстройства организма, естественным образом переходящих из категории конвоиров в разряд конвоируемых, – отголосок реального происшествия, случившегося на глазах всей литературно-художественной Праги с ближайшим приятелем Гашека, в середине войны мобилизованным для несения нестроевой службы, Зденеком Матеем Кудеем. В уже упоминавшихся неизданных воспоминаниях Кудея (ZK XXXX), в главах, относящихся к 1917 году (с. 117–120), находим отменный анекдот о том, как два солдата из числа кладненских решительно антиавстрийски настроенных шахтериков препровождали беднягу Зденека Матея, пойманного в Праге за день до этого на самоволке, с погоржельской гауптвахты к месту постоянной службы в городе Бероун. Совпадения и траектории движения и хода действий просто удивительные, с той только разницей, что за Карловым мостом кудейевский конвой двинул не влево в сторону Репрезентяка (Флоренции и Карлина), как швейковский, а вправо в сторону Национального театра (Новего места). И далее на углу Фердинандового (ныне Национального) проспекта и улицы На Перштине в знаменитом артистическом кафе «Унион» (увы, снесенном много лет назад) произошло примерно то же самое, что и в романном «Куклике». Винтовки со штыками ушли за вычеп, а с вычепа пришли стаканы и бутылки. И так гуляли туда-сюда целый вечер. Ну и понятно, что сокола в «Унионке» звали на Серабона, а иначе, Патера-Еувропа (Patera-Euvropa – именно так в рукописи Кудея, с лишним «u»). Все, естественно, закончилось тем, что незадачливую пару отяжелевших совершенно безнадежно конвоиров Кудей с дружеской помощью приятеля Лади Янчака (L??a Jan??k) кое-как затолкал в последний отходящий в ту ночь на Бероун поезд. И сам, конечно, влез, бережно храня при этом казенные винтовки и примкнутые к ним штыки. (См. комм. о заключительном аккорде истории – ч. 1, гл. 10, с. 135.)

См. также апокрифическую перекличку романных перипетий и россказней неистощимого Кудея в связи с историей о явке немощного на призывной пункт в инвалидной коляске (комм., ч. 1, гл. 7, с. 81).

В любом случае любопытно, что сюжет, возможно уже ходячий, с бухими конвоирами будущий автор «Швейка» примеривал и на себя лично. Так, упоминая о любви Гашека к самому бессовестному приукрашиванию сплетен о себе самом, Франтишек Лангер в книге воспоминаний (FL 1963, s. 82) приводит и такой уже послевоенный 1921 года эпизод одной беседы в пражском кафе:

«a on m? doplnil p?ehnanou historkou, jak byl do pluku p?iveden zp?t z Kyjeva eskortu, kterou vlastn? musel vodit a ??dit s?m, proto?e se cestou v jednom kuse op?jela.

и он [Гашек] в свою очередь дополнил мой рассказ совершено неправдоподобной историей о том, что конвой, который его вез из Киева в полк, он должен был вести и направлять сам лично, поскольку дорогой весь его состав напился вдрызг».