С. 137

Только к «Шугам» я не пойду, я там остался должен.

В оригинале: ale k ?uh?m nep?jdu, tam jsem dlu?en. «Шуги» («U ?uh?») – вовсе не «ресторан в Праге», как пишет ПГБ в своем комментарии (с. 433) – это натуральный бордель. И с этим не поспоришь, так как именно в разделе домов терпимости (nev?stince) находим в адресной книге Праги 1913 года заведение Яна Шуги (HL 1998).

Schuha Jan, I.-722. Benediktsk? 9.

Там же находим и бордель с улицы На Бойишты. Хозяин Антон Носек.

Nosek Ant., II.-463, Na Boji?ti 10.

См. комм. о возможном доноре имени пани Мюллерова, ч. 1, гл. 1, с. 25.

Кроме того, здесь уместно вспомнить еще об одной претензии критиков к Гашеку. Помимо присутствия русизмов, автора «Швейка» обвиняли еще и в том, что он просто не помнит после пяти лет в России, как правильно пишутся слова и имена. Впрочем, среди газетных вырезок двадцатых годов, собранных Ярославом Шераком, есть и такие (J? 2010), в которых написание названия заведения на Бенедиктской улице в точности такое же, как и у Гашека: «U ?uh?», а не «U Schuh?».

А впрочем, Гашек не один такой с неустойчивым написанием этого слова. Ничем не лучше и его великий современник Франц Кафка. И эта особенность – отличный повод поднять и, может быть, даже закрыть одну важную тему – «Гашек и Кафка». Надо заметить, что одержимость поиском связи этих двух очень разных романистов, да попросту индивидуумов, весьма характерна для любителей Швейка хрущевско-брежневского поколения (см., например, пражский эпизод серии телевизионных путешествий Петра Вайля). Почему-то предполагалось, что два пишущих и мыслящих современника в одном городе должны, просто обязаны были рано или поздно сойтись. Ну или миры их. А то, что общих интересов, путей и демонов у Гашека и Кафки было меньше, чем, скажем, у двух хрущевско-брежневских современников, Юрия Трифонова и Венедикта Ерофеева, живших в одну эпоху, но абсолютно не соприкасавшихся, охлаждающей пыл параллелью не казалось и жажды не утоляло. Годы шли, но никаких свидетельств ни в анналах истории чешского анархизма, ни искусства кабаре даже в связи с общей привязанностью и Гашека, и Кафки к кафешантану «Монмартр» (см. комм., ч. 1, гл. 2, с. 38) не находилось. Не виделось, пока однажды норвежский гашековед Йомар Хонси не стал последовательно и внимательно читать дневники Франца Кафки. И вот тут-то оно и объявилось. Слово, которое многим случалось писать неверно. Шуга. Шуги. У Шугов. В записи от 1 октября 1911 (воскресенье). Нужный абзац начинается словами «Im B. Suha vorvorgestern», т. е. «В б. Суги позавчера». Сокращение B. – весьма логично предположить das Bordell, а Suha – это в скорописи без h??ek’а (знака ?) Jan ?uha, те, хозяин заведения U ?uh?. Тем более что дальше у Кафки описание устройства самого заведения, гостей и настроения мамки. Вот как. Связь есть. И не придуманная, а настоящая. Документально установленная и, главное, литературная. Писатель Кафка оказывается героем писателя Гашека. Реальный Франц повторяет действия придуманного Отто. Фельдкурата Каца. Ходит к Шугам. По-моему, прелестно. Хотя, по всей вероятности, такая победа физиологии над духовностью, должна была бы и немало расстроить по-своему чудесных идеалистов хрущевско-брежневских времен. Искателей смыслов и скреп. Но что поделать – так уж она, жизнь, устроена. Так уж работает, в очередной раз подтверждая, что вовсе не русская нервная сложность и единство противоречий – основа мира, а чешский всепобеждающий и всепроникающий абсурд.

Да, именно он, а вовсе не пошлость и банальность, как это выглядит в рассказе серба Милорада Павича, что свел Гашека и Кафку в куцем анекдоте с названием «Самая короткая история о Праге». Один, догадайтесь кто, похож у Павича на скототорговца, а другой – на адвоката. Говорить им друг с другом совершенно не о чем, и они просто совместно потеют, сидя бок о бок на пражском перроне и ожидая поезда на Кладно. Вот и все. И Павич утверждает: «Это правда». Можно было бы и допустить, но вот беда – в самом начале анекдота он также утверждает: «Шел 1920 год». Увы. Жарким летом 1920-го Гашек потел не в Праге, а в Иркутске.

– Dominus vobiscum, et cum spiritu tuo. Dominus vobiscurn / Благословение господне на вас, и со духом твоим. Благословение господне на вас (лат.).

Совсем уже необъяснимое искажение. Латинская фраза, столь неотъемлемая, что стала синонимом католической мессы, никакого упоминания о благословении не содержит, а переводится: «Да пребудет Господь с тобой и духом твоим».