XXIV

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

XXIV

Ее сестра звалась Татьяна…13

Впервые именем таким

Страницы нежные романа

4 Мы своевольно освятим.

И что ж? оно приятно, звучно;

Но с ним, я знаю, неразлучно

Воспоминанье старины

8 Иль девичьей! Мы все должны

Признаться: вкусу очень мало

У нас и в наших именах

(Не говорим уж о стихах);

12 Нам просвещенье не пристало,

И нам досталось от него

Жеманство, – больше ничего.

1—2 Ее сестра звалась Татьяна… — <…> Во времена Пушкина имя Татьяна считалось простонародным.

Русские варианты греческих имен упомянуты в авторском примечании 13 — Агафон, Филат, Федора и Фекла.

В черновике примечаний для издания 1833 г. (ПД, 172) Пушкин, кроме того, приводит имена Агафоклея, Февронья (обрусевшая Хавронья).

В черновике строфы (2369, л. 35) вместо имени Татьяна Пушкин пробовал для своей героини имя Наташа (уменьшительное от «Натальи»), Было это за пять лет до его первой встречи с будущей женой Натальей Гончаровой. «Наташа» (как и «Параша», «Маша» и пр.) по сравнению с «Татьяной» имеет значительно меньше возможностей рифмовки («наша», «ваша», «каша», «чаша» и несколько других слов). Это имя уже встречалось в литературе (например, «Наталья, боярская дочь» Карамзина). У Пушкина Наташа появляется в «Женихе, простонародной сказке» в 1825 г. (см. гл. 5, сон Татьяны) и в конце того же года в «Графе Нулине» — так зовут очаровательную героиню поэмы, русскую Лукрецию, надравшую уши заезжему Тарквинию (и наставляющую рога своему мужу-помещику с двадцатитрехлетним соседом).

Татьяна как «тип» (любимое словечко русской критики) стала матерью и бабушкой бесчисленных женских персонажей в произведениях многих русских писателей — от Тургенева до Чехова. Литературная эволюция превратила русскую Элоизу — пушкинское соединение Татьяны Лариной с княгиней N — в «национальный тип» русской женщины, пылкой и чистой, мечтательной и прямодушной, стойкого друга и героической жены. В исторической действительности этот образ стал ассоциироваться с революционными чаяниями, в ходе последующих лет вызвавшими к жизни по крайней мере два поколения нежных, высокообразованных и притом невероятно отважных молодых русских дворянок, готовых жизнь отдать ради спасения народа от правительственного гнета. Немало разочарований поджидало эти чистые татьяноподобные души, когда жизнь сталкивала их с реальными крестьянами и рабочими простые люди, которых они пытались образовывать и просвещать, им не верили и их не понимали. Татьяна исчезла из русской литературы и из русской жизни перед самой Октябрьской революцией, когда власть взяли в свои руки мужчины-реалисты в тяжелых сапогах В советской литературе образ Татьяны был вытеснен образом ее младшей сестры, ставшей теперь полногрудой, бойкой и краснощекой девицей. Ольга — это правильная девушка советской беллетристики, она помогает наладить работу завода, разоблачает саботаж, произносит речи и излучает абсолютное здоровье.

Весьма занимательным может оказаться рассмотрение «типов», если подходить к нему в верном ключе.

9—10 вкусу очень мало / У нас и в наших именах… — То есть «вкусу очень мало у нас даже в наших именах». Но поскольку «и» может означать либо «даже», либо «а также», эту фразу можно понять иначе: «вкусу очень мало у нас, а также в наших именах». Первое прочтение лучше.

14 Жеманство… — «Я не люблю видеть в первобытном нашем языке, — писал Пушкин Вяземскому (в конце ноября 1823 г.), — следы европейского жеманства и французской утонченности. Грубость и простота более ему пристали».

В ЕО, однако, Пушкин не придерживался «библейской похабности», которую исповедовал.

Варианты

10—11 Вторая беловая рукопись:

У нас в уборах и в стихах

И даже в наших именах

13—14 Черновик (2369, л. 35):

Я б это доказал тотчас,

Но дело не о том у нас.