[XXXI]

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

[XXXI]

Святая дружба! глас натуры!!

Взглянув друг на друга, потом,

Как Цицероновы Авгуры,

4 Мы рассмеялися тишком.

Беловая рукопись (ПБ 18, л. 1 об).

1 Святая дружба… — Это же чуть ироничное выражение есть у Пушкина в письме к Соболевскому, о котором я говорю в коммент. к VII. «…в доказательство дружбы (сего священного чувства) посылаю тебе мой Itin?raire[924] от Москвы до Новагорода».

3 …Авгуры… — У Цицерона в «De divinatione» (II, 24) «Vetus autem illud Catonis admodum scitum est, qui mirari se aiebat quod non rideret haruspex haruspicem cum vidisset». Харуспекс (авгур) был гадальщиком, предсказывающим будущее по внутренностям животных. Хотя Цицерон здесь утверждает, будто любому известны слова Катона о том, что он «удивлялся, как предсказатели могли смотреть друг на друга без смеха», никакого подобного высказывания Катона до нас не дошло. Впрочем, пушкинский источник здесь не Цицерон. «Les augurs de Rome qui ne peuvent se regarder sans rire»[925] — старое клише французского журнализма. Оно даже существует в обратном латинском переводе: «si augur augurern».

Через десять лет это же избитое сравнение находим у Лермонтова в «Княжне Мери» (запись Печорина от «13 мая»: «Тогда, посмотрев значительно друг другу в глаза, как делали римские авгуры, по словам Цицерона, мы начинали хохотать…»).

4 Строфа не окончена. Бурцев где-то домыслил, что Пушкин с Онегиным тихо хихикали о том, что оба они принадлежали к одному и тому же революционному движению. Я же полагаю, что насмешили их не домыслы комментаторов, а та несвятая и неискренняя дружба, при которой друзья могут совершенно забыть друг о друге на три года.

Ср. последнюю строчку стихотворения, написанного летом 1819 г. в Михайловском и адресованного Пушкиным Михаилу Щербинину, его петербургскому весельчаку-приятелю (стихи 27–32):

Найдем отраду, милый друг,

В туманном сне воспоминаний!

Тогда, качая головой,

Скажу тебе у двери гроба,

«Ты помнишь Фанни, милый мой?»

И тихо улыбнемся оба…

Любопытно, что Кюхельбекер, который никак не мог знать пушкинскую строчку «Мы рассмеялися тишком» из «Путешествия Онегина», XXX, 4, использовал похожее наречие «тихомолком», обращаясь к той же небезызвестной галльской формуле о смеющихся Цицероновых авгурах в песни III своей замечательной поэмы «Агасвер, Вечный жид», написанной в ссылке, в основном в 1840–1842 гг., и опубликованной через много лет после его смерти (1878). Несмотря на непонятную архаичность, словесную неуклюжесть, странноватые идеи и ряд композиционных недочетов, поэма, с ее порывистой мелодией и угловатой самобытностью языка, является выдающимся произведением и заслуживает особого исследования.