[XXXII]
[XXXII]
Недолго вместе мы бродили
По берегам Эвксинских вод.
Судьбы нас снова разлучили
4 И нам назначили поход.
Онегин, очень охлажденный
И тем, что видел, насыщенный,
Пустился к невским берегам;
8 А я от милых Южн<ых> дам,
От <жирных> устриц черноморских,
От оперы, от темных лож
И слава Богу от вельмож,
12 Уехал в тень лесов Тр<игорских>,
В далекий северный уезд
И был печалей мой приезд.
Черновая рукопись (2382, л. 17 об.).
14 И был печален мой приезд. — Всю весну 1824 г., с последней недели марта по первую неделю мая, новороссийский генерал-губернатор граф Воронцов в своих письмах из Одессы в Петербург шумно требовал от министра иностранных дел графа Нессельроде избавить его от неприятного и неудобного г-на Пушкина («D?livrez-moi de Pouchkine!»), «слабого подражателя Байрона» — а заодно автора остроумных эпиграмм и обожателя графини. Врач Воронцовых, д-р Вильям Хатчинсон, оказался, при всей своей неразговорчивости, глухоте и плохом французском, интересным собеседником, о его «уроках чистого атеизма» Пушкин написал приятелю, письмо перехватила полиция, а его безнравственное содержание побудило царя внять просьбе Воронцова[926]. Пушкин, со своей стороны, уже давно изнемогал от воронцовской спеси, англомании и грубой предвзятости. 22 мая поэту было приказано заняться нашествием саранчи под Херсоном, Елизаветградом и Александрией. На следующий день ему выдали четыреста рублей на дорогу (по рублю на милю, почтой), но проехал ли он больше первых 120 миль (до Херсона), неизвестно, и оригинальная картина, на которой Пушкин из повозки с отвращением руководит побиванием полчищ насекомых ветками тополя и обработкой почвы негашеной известью, историкам не досталась. 7 июня жена одного из его ближайших друзей, княгиня Вера Вяземская, с детьми (шестилетним Николаем и двухлетней Надеждой) приехала в Одессу и стала конфиденткой пушкинского романа с графиней Воронцовой. Та 14 июня отплыла с супругом в Крым; вернулись они 25 июля, а два-три дня спустя Пушкину сообщили, что ему, уволенному с 8 июля с государственной службы за «дурное поведение», надлежит отправиться в имение матери Михай- ловское Вечером 30 июля он последний раз был в одесской Итальянской опере и слушал «Il Turco in Italia» Россини (1814). На следующий день, с тем же дядькой, которого брал с собой из Петербурга больше четырех лет назад (с Никитой, сыном Тимофея Козлова), он выехал в Псковскую губернию. Проехав Николаев, Кременчуг, Прилуки, Чернигов, Могилев, Витебск и Опочку, 9 августа Пушкин прибыл в Михайловское, где застал родителей, брата, сестру и двадцать девять человек прислуги. Его отношения с родителями, особенно с отцом, всегда были прохладными, и эта встреча вызвала лишь обилие взаимных претензий. 4 октября псковский гражданский губернатор Борис Адеркас доложил генерал-губернатору Псковской губернии и Остзейских провинций (маркизу) Филиппу Паулуччи о том, что Сергей Пушкин согласился сотрудничать с правительством и принять на себя обязанности надзора за поэтом. Эта слежка отца за сыном привела к чудовищной ссоре между ними, и приблизительно 18 ноября родители Пушкина уехали в С.-Петербург; сестра Ольга уехала неделей раньше, а Лев Пушкин увез в столицу беловую рукопись ЕО на первой неделе ноября.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
XXXII
XXXII Привычка усладила горе, Неотразимое нич?мъ; Открытіе большое вскор? 4 Ее ут?шило совс?мъ. Она межъ д?ломъ и досугомъ Открыла тайну, какъ супругомъ Единовластно управлять, 8 И все тогда пошло на стать. Она ?зжала по работамъ, Солила на зиму
XXXII
XXXII Татьяна то вздохнетъ, то охнетъ; Письмо дрожитъ въ ея рук?; Облатка розовая сохнетъ 4 На воспаленномъ язык?. Къ плечу головушкой склонилась. Сорочка легкая спустилась Съ ея прелестнаго плеча. 8 Но вотъ ужъ луннаго луча Сіянье гаснетъ. Тамъ
XXXII
XXXII Привычка усладила горе, Не отразимое ничем; Открытие большое вскоре 4 Ее утешило совсем: Она меж делом и досугом Открыла тайну, как супругом Самодержавно управлять, 8 И всё тогда пошло на стать. Она езжала по работам, Солила на зиму грибы, Вела расходы, брила лбы, 12 Ходила
XXXII
XXXII Татьяна то вздохнет, то охнет; Письмо дрожит в ее руке; Облатка розовая сохнет 4 На воспаленном языке. К плечу головушкой склонилась. Сорочка легкая спустилась С ее прелестного плеча… 8 Но вот уж лунного луча Сиянье гаснет. Там долина Сквозь пар яснеет. Там
XXXII
XXXII Недвижим он лежал, и странен Был томный мир его чела. Под грудь он был навылет ранен; 4 Дымясь, из раны кровь текла. Тому назад одно мгновенье В сем сердце билось вдохновенье, Вражда, надежда и любовь, 8 Играла жизнь, кипела кровь; Теперь, как в доме опустелом, Всё в нем и
XXXII
XXXII В возок боярский их впрягают, Готовят завтрак повара, Горой кибитки нагружают, 4 Бранятся бабы, кучера. На кляче тощей и косматой Сидит форейтор бородатый, Сбежалась челядь у ворот 8 Прощаться с барами. И вот Уселись, и возок почтенный, Скользя, ползет за
XXXII
XXXII А он не едет; он заране Писать ко прадедам готов О скорой встрече; а Татьяне 4 И дела нет (их пол таков); А он упрям, отстать не хочет, Еще надеется, хлопочет; Смелей здорового, больной 8 Княгине слабою рукой Он пишет страстное посланье. Хоть толку мало вообще Он в письмах
[XXXII]
[XXXII] Недолго вместе мы бродили По берегам Эвксинских вод. Судьбы нас снова разлучили 4 И нам назначили поход. Онегин, очень охлажденный И тем, что видел, насыщенный, Пустился к невским берегам; 8 А я от милых Южн<ых> дам, От <жирных> устриц черноморских, От оперы, от