XLIX

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

XLIX

Архивны юноши толпою

На Таню чопорно глядят

И про нее между собою

4 Неблагосклонно говорят.

Один какой-то шут печальный

Ее находит идеальной

И, прислонившись у дверей,

8 Элегию готовит ей.

У скучной тетки Таню встретя,

К ней как-то В[яземский] подсел

И душу ей занять успел.

12 И, близ него ее заметя,

Об ней, поправя свой парик,

Осведомляется старик.

1 Архивны юноши… — Прозвище, придуманное другом Пушкина Соболевским (как свидетельствует Пушкин в наброске одной критической заметки осенью 1830 г. — МБ, 2387А, л. 22) для его, Соболевского, коллег — молодых людей из хороших семей, пристроенных на необременительную службу в московском Архиве Коллегии иностранных дел (см. также коммент. к гл. 2, XXX, 13–14). Пушкинисты делали робкие попытки объяснить, почему Пушкин посчитал, что эти юноши именно так воспримут Татьяну. Суть этих объяснений сводилась к следующему: в Архиве нашла себе приют группа литераторов (и среди них князь Одоевский, Шевырев и Веневитинов), блуждавших в потемках чуждой Пушкину германской идеалистической философии (особенно философии Шеллинга, популярной тогда в Москве). Тем не менее в черновике (стихи 1–4) Пушкин заставил архивных юношей с жаром восхищаться «милой девой».

Здесь можно вспомнить также, что умеренный и аккуратный лизоблюд Молчалин из грибоедовского «Горя от ума» тоже числился по архивам (действие III, стих 165), или, как выразился один английский комментатор, «[is] on the rolls of the Records Office»[791] («Горе от ума», ed. D. F. Costello. Oxford, 1951, p. 177).

Там же трудился и пушкинский Зоил — второстепенный поэт Михаил Дмитриев (см. коммент. к XXXVII, 2).

Служба в архиве была чистой условностью; и молодые люди, не желавшие идти в армию, выбирали именно ее, поскольку из всех гражданских учреждений лишь одна Коллегия иностранных дел (к которой в Москве в то время принадлежали только архивы) считалась в 1820-х гг. достойным местом службы для дворянина.

5 Шут печальный — в черновике (2368, л 31 об) заменен на Московских дам поэт печальный; есть к тому же и отвергнутые варианты — поэт печальный и журнальный, поэт бульварный.

Слово «шут» имеет множество значений. Основные семантические разновидности таковы: шут придворный, клоун, полишинель, а также юмористический эвфемизм вместо «черт» или «домовой», откуда и синонимическое употребление его вместо «проказник», «негодник», «мошенник» в разговорной речи пушкинской поры (галлицизм, le dr?le, см. коммент. к XLIX, 10).

10 В[яземский]. — В черновике (2368, л. 31 об.) фамилия приведена полностью.

Есть что-то невыразимо милое в этом пушкинском приеме, когда он заставляет своих лучших друзей развлекать его любимых героев. В гл. 1, XVI, 5–6 Каверину поручено дожидаться Онегина в модном петербургском ресторане, а теперь вот в Москве Вяземский является развеять Танину скуку своим изящным разговором, — первая радость с тех пор, как бедняжка покинула родные леса. Некто в парике, очарованный новой знакомой Вяземского, — это, конечно же, еще не князь N, повеса и давний приятель Онегина, а ныне толстый генерал (с ним Татьяна вот-вот познакомится), но уже первая ласточка успеха.

В связи с этим отрывком, опубликованным в «Московском вестнике», Вяземский пишет жене из Петербурга (23 января 1828 г.): «В „Московском вестнике“ есть Москвы описание Пушкина, не совсем ознаменованное талантом его. Как-то вяло и холодно, хотя, разумеется, есть много и милого. Он, шут, и меня туда ввернул».

Критик Надеждин, разбирая главу в «Вестнике Европы» (1830), нашел, что описание это подано в манере «истинно гогартовской».